Гора Орлиная
Шрифт:
— Бронированным кулаком! — подтвердил другой монтажник.
— За резолюцию спасибо, — перебил Кузнецов.
— На обязательство намекаете? — догадался Вернигора. — Ось наше обязательство!
Кузнецов прочитал бумагу, обрадовался.
— А за это — спасибо вдвойне!
— Людей бы нам побольше! — Вернигора вздохнул. — Молодых обучать некому. Спросите у товарища начальника.
— Верно, товарищ уралец! — Николай взглянул на Якимцева.
— Уралец и есть. — Вернигора засмеялся. — Так
— Дадим, — пообещал Кузнецов. — Вечером собираем пенсионеров… старичков. Они помогут.
— Ну, старички не дюже какие помощники.
— Напрасно сомневаешься, — возразил секретарь парткома. — Они еще и поработают и поучат… Старой гвардией пренебрегать не стоит.
Николай отправился на участок и посоветовал Алексею Петровичу зайти вечером в партком.
Старики собрались вовремя, расселись тихо, степенно, однако с достоинством, — почувствовали, что понадобились заводу. Кузнецов подходил к каждому расспрашивал о здоровье, предлагал закурить.
— Ты, Виктор Григорьевич, без этого самого, — сказал Пологов. — Ты прямо им объяви. Народ собрался бывалый, с понятием… Вот хотя бы Смышляев. Мы с ним давние знакомцы, еще блюминг строили. Всякое бывало… а дело сделали. Или вот дед Никифор. С тридцатого года за ручку здороваемся. — Алексей Петрович указал на сгорбившегося строгого старичка с косматой рыжей бородой. — Кто не слыхал, как дед Никифор со своей артелкой водопровод сгрохал? Это все люди верные. Таких не надо просить. Таким еще можно приказывать. Не пригласили, мол, вас, а мобилизовали! Теперь мужикам такой разговор и почетнее и милее.
Старики одобрительно закивали, заговорили, поддержали мастера из разных углов.
Утром следующего дня Алексей Петрович привел на монтаж Смышляева, собрал молодых рабочих и сказал:
— Вот вам консультант. За любым советом — к нему. Фамилия — Смышляев. Когда-то прорабом был.
— А мы думали — начальником строительства, — раздался голос Фильки.
Желтое морщинистое лицо Смышляева казалось не таким крупным и внушительным, как прежде, карие глаза, глядевшие когда-то настороженно, теперь выдавали некоторую робость.
— Не балуй, — сказал он так, как должно быть, говорил дома, с внуками.
— Ребята, дисциплина — прежде всего! — строго напомнил Алексей Петрович.
Оставшись среди незнакомых людей, почти ребятишек, Смышляев заметно смутился. Ребята еще тесней окружили его, начали допытываться, подавляя улыбки и смех.
— Так вы не были начальником строительства?
— А главным инженером?
— Да нет же! — серьезно возразил Филька. — Он был главным консультантом по завертыванию гаек.
— А вот погоди, — словно опомнившись, проговорил Смышляев. Он подошел к стальной опоре сооружаемого конвейера, потрогал
Он обхватил крупными растопыренными пальцами стриженую голову Фильки и сделал вид, что собирается повернуть ее. Ребята засмеялись. Филька обозлился.
— А вы чем лучше? — крикнул он. — Мне Алексей Петрович рассказывал, как вы на блюминге гайки прикручивали!
Смышляев отступил, посмотрел на ребят растерянно, повернулся и вышел из цеха.
Алексей Петрович догнал его на заводском дворе, насилу уговорил вернуться. Потом нашел Фильку и пригрозил ему.
— Сами же про него говорили, — оправдывался Филька. — А я виноват…
Вечером Филька пошел к Леонову и сказал, что получил письмо от матери — она эвакуировалась в Среднюю Азию и ждет сына к себе. Скуластый, черноглазый, с гладко зачесанными волосами, он смотрел на Николая недружелюбным взглядом и живо напоминал ему Бабкина… Бабкин теперь где-то на фронте… Николай вздохнул и, стараясь не обращать внимания на неприязнь Фильки, пообещал:
— Разберемся…
…Прошло несколько дней.
Филька и Алексей Петрович возвращались со смены по Нагорной улице. Старый мастер говорил:
— Если меня не стыдно, хоть людей постыдись! Жаль, тебя Егорова не слышала. Она бы с тобой поговорила. С двумя детьми без мужа осталась и работает. А он, видишь ли… все ему не по нраву!
На перекрестке Нагорной и Металлургической их догнал Плетнев.
Плетнев считал Алексея Петровича склочным стариком и относился к нему с тем веселым, плохо скрываемым пренебрежением, с каким иногда молодые относятся к старым. Видя, что мастер размахивает руками и, должно быть, ругает парнишку, Плетнев решил немножко развлечься.
— Приветствую папашу! — окликнул он Алексея Петровича.
Это была одна из тех минут, когда Плетнев преображался, стараясь быть попроще.
— Привет, привет, товарищ начальник.
Пологов назвал Плетнева товарищем начальником, чтобы тоже показать свою простоватость. Но и Плетнева нельзя было провести. Он прекрасно понимал, что старик не считает его начальником.
— Как здоровье, папаша?
— Благодарствую. В полном нормативе.
— За что вы его? — спросил Плетнев.
— Фильку-то? Заработал.
Плетнев понял, что помешал Алексею Петровичу, но решил не отступать.
— А все-таки?
— На Урале не нравится. Сбежать норовит на юг.
Филька показался Плетневу забавным: краснощекое лицо простачка, мальчишечья угловатость, упрямство…
— А почему на юг?
— А потому, что люблю!
— За что же? — допытывался Плетнев.
— Любовь не требует объяснения, было б вам известно! — с достоинством ответил Филька. — Это вот ненависть…