Гора трех скелетов
Шрифт:
Она приложила их к своей талии.
– Хит сезона. Хоть сейчас на пляж. А вот в полицию как-то не очень…
– А зачем в полицию?
Йованка удивленно воззрилась на меня:
– Они хотели убить нас. Мой бы меня точно зарезал, если б не ты. Выроем две ямы подальше в лесочке, закопаем их… А ну говори, урод, на кого работаешь?
Бородатый, которого я тряхнул за плечо, закатив глаза, застонал.
– Не надо так шутить, – тихо сказала Йованка. – Ты ведь пошутил, Марчин, правда?
Я перестал
– Знаешь, я ведь солдат. Если тебя собираются убить, ты не убиваешь, а защищаешься.
– Но они же пленные… Отвернись, я сниму свитер.
– А мы с тобой на территории противника. Разведчики не берут пленных.
– Господи, да ты что, действительно всерьез?! – Мокрый свитер шлепнулся на траву рядом со связанным бородачом.
– Полиция – это Мило Недич, – терпеливо пояснил я. – Ты стреляла в человека. Боюсь, что нам будет трудно объяснить случившееся.
– Но есть же еще миротворцы.
Слышно было, как Йованка запрыгала на одной ноге, надевая мои трусы…
– Да есть. Мы с тобой отдадим этих красавцев в их распоряжение. Нас вежливо попросят задержаться в комендатуре до выяснения обстоятельств. Потом – заметь, в лучшем случае! – нас с тобой посадят в самолет и отправят в Польшу. И скажут на прощание, что это исключительно в наших же интересах: у однорукого есть родственники… Если ты хочешь побыстрее попасть в Польшу, такой вариант самый предпочтительный. Загвоздка вот в чем: у нас тут есть кое-какие дела. Насколько я помню, речь идет о жизни человека…
Йованка села на землю. Очами души увидел я, как она надевает носок, чуть приподняв ногу.
Лежавший на траве бородач беспокойно заворочался.
– Спасибо тебе, – сказала Йованка.
– Тебе спасибо.
– За что?
– А ты не догадываешься? Ты ведь мне жизнь спасла… Слушай, где ты научилась стрелять?
У меня за спиной послышался тяжелый вздох. Больше я не задавал ей вопросов.
Найти полицейский участок в Црвеной Драге оказалось проще простого: как резиденция шерифа из фильмов о Диком Западе, он находился в самом центре деревни, состоявшей из одной улицы. После третьего звонка за окном, забранным решеткой, загорелся свет. Я подбодрил улыбкой трясущуюся сбоку Йованку:
– Только бы через двери стрелять не начал.
Щелкнула задвижка. В смутном свете слабой лампочки я увидел заспанное лицо сержанта Недича, в нижней рубахе и трикотажных штанцах. В руке он держал револьвер совершенно нестандартного калибра. Пуля, выпущенная из него, могла бы продырявить танк.
– А вот и вы! – зевнув, сказал он. – Пан Малкош с клиенткой, которая не от Мамы Хагедушич. – Он приоткрыл двери пошире, и в образовавшуюся щель просунулась башка такого же заспанного, как хозяин, пса. – Сразу же предупреждаю: взяток я не беру и ночью.
Последнюю фразу он произнес по-английски. Йованка перевела, и пес, глаза которого были полны обожанием, лизнул ее колено.
– Вы поменяли марки и приехали заплатить штраф? – усмехнувшись, спросил сержант, убравший револьвер за спину.
– Штраф мы заплатить не сможем, – с тяжелым сердцем сознался я. – У нас украли все деньги. И даже одежду.
Сержант с интересом обозрел наши с Йованкой нижние конечности.
– И вы пришли сообщить мне о краже?
– О нападении, сержант. У нас в машине двое раненых. Они хотели убить нас. Одному срочно нужен доктор, а у вас тут должен быть телефон.
Сержант Недич глянул на меня исподлобья:
– А не проще ли было отвезти их в город? Там больница, вы же хорошо знаете, где она находится.
На его лице не дрогнул ни один мускул, зато у меня сердце ёкнуло: выходит, за нами все-таки следили. Кто?
– Нас могли задержать на чек-пойнте перед городом. С военными не всегда легко разговаривать, сержант.
– Со мной тоже, – усмехнулся полицейский.
Он прошел внутрь помещения и минуты две говорил по телефону, прикрывая трубку ладонью. Йованка, переводить которой было нечего, присев на крыльце, гладила Усташа. Пес, пуская слюни, млел.
– Ну вот что, – сообщил вернувшийся сержант. – Санитарной машины не будет. Придется мне отвезти раненых. А вас я вынужден посадить под замок. На ночь, – уточнил он. – Ничего не поделаешь, так полагается. У нас торжество демократии и правопорядка.
Йованка уже открыла рот, чтобы вступить с Недичем в дискуссию, но я опередил ее:
– Если у пана сухие нары – мы не возражаем. У вас есть двухместная камера?
Знаете, мне ужасно нравилось смотреть, как Йованка краснеет.
Мне удалось заснуть еще до того, как ее негодование стало выплескиваться наружу. Впрочем, дуться она начала сразу же, потому как в камере оказалось одно одеяло. Когда дошло до фазы испепеляющих взоров, я уже спал, а когда проснулся от скрежета ключа в замке, спала и она, сиротливо притулившись ко мне, завернувшемуся в это самое одеяло, как начинка голубца в капусту.
Железная дверь открылась, в камеру вошел сержант Недич, и только тогда я в полной мере осознал, каким случаем в очередной раз бездарно не воспользовался. «Малкош, ты идиот и импотент», – тоскливо проскулило мое второе «я».
– Можно войти? – шепотом спросил полицейский.
Губы Йованки, находившиеся в непосредственной близости от моего уха, сонно чмокнули.
– А почему нет? – как можно тише ответил я Недичу, но Йованку все-таки разбудил.
– Я не помешал вам? – с совершенно несвойственной ему деликатностью спросил легавый.