Гораздо тихий государь
Шрифт:
Слух об усмирении псковичей быстро докатился до новгородцев. Всполошенные толпы высыпали на торговую площадь держать совет. Оставшиеся в живых господари и приказные выползли из своих убежищ.
Полуголова не рискнул идти на площадь. Пораздумав, он направился к митрополичьим покоям.
Никон не вышел к воеводе, выслав к нему келаря.
— Недужится владыке, — печально вздохнул монах. — Мне же наказал бить тебе челом, не покажешь ли нам милость, не отстоишь ли обедню в моленной.
Польщенный
— Пожалуй, — услужливо распахнул перед ним дверь монах.
Гость переступил через высокий порог и тут же половица с грохотом провалилась под его ногами.
— Поостынь маненько, воеводушко смердов, — хихикнул келарь и захлопнул дверь.
На площади бушевала толпа. Одни с кулаками наступали на выборных, требуя немедленного создания дружины, другие призывали к бегству в леса, третьи настаивали на бескровной сдаче города Нащокинской рати. Монахи сновали в толпе и, непрестанно крестясь, взывали к небу.
— Ты, Господи, зришь туту нашу горькую. Вразуми рабов Твоих смириться перед Тобой и преславным помазанником Твоим.
После жестоких споров противники Никона махнули на все рукою и сдались.
В тот же день выборные отправились на Москву — бить челом государю на бояр и приказных, доведших людишек до бунта, и принести повинную от лица всего Новгорода.
После двухдневного заточения стрелецкого полуголову повели на конюшню.
— Новгородскому воеводе поклон и многая лета! — встретил его с усмешкою митрополит, но, едва узник сделал движение, чтобы подойти под благословение, келарь повалил его на землю и мигнул катам.
— Секите!
Два послушника, исполнявшие обязанности катов, набросились на воеводу и сорвали с него одежду.
Чем больше кричал истязаемый, тем беспощаднее его секли. Когда спина узника обратилась в сплошную рану, Никон перекрестился, деловито снял с гвоздя саблю и собственноручно рассек ему пятки.
— Выбросить псам!
Заблаговестили к обедне. Келарь засуетился, принес ведерко с водой и, смыв кровь с рук владыки, подал ему посох.
Домовая церковь при митрополичьих покоях была битком набита молящимися. Все именитые люди Новгорода, уцелевшие от расправы, пришли поклониться Никону и отслушать торжественное молебствование.
После службы митрополит вышел на паперть; приказав всем стать на колени, обличающе бросил:
— Вы!.. Вы град сей богоспасаемый довели до погибели!
Молящиеся покорно склонили головы и молчали.
С каждым словом Никон распалялся все более.
— Ибо мало потчевали батогами холопей своих, распустили потворством своим!.. Аль позабыли, что на то и даны Богом черные людишки, чтобы господари наущали их смирению и тем уготовали им путь к блаженству в будущей жизни?
Один из торговых людей клятвенно поднял руку.
— Обетование даем творить отселе по глаголу твоему, владыко!
Новгородские послы прибыли
Вдоль Средней Палаты, что ютилась между Большой и Благовещенским собором, в ожидании государева выхода, разгуливали думные бояре и стрельцы.
Царь нетерпеливо поглядывал в окно и то и дело стремился выйти к послам, но каждый раз его сдерживали Милославский и Стрешнев.
16
Большая Палата — Грановитая.
— Не срок, государь, — в один голос увещевали они. — Погоди гонцов от Новгородского митрополита. Сейчас должны прискакать.
Небо заволакивало тучами. Кремль темнел, супился. Под окном о чем-то чуть слышно шепталась с сумерками зябко нахохлившаяся трава; плакучая ива, прилепившаяся к воротам, ведущим из внутреннего двора на площадь, теряла свои обычные очертания и, казалось, отделяется от земли, уходит куда-то расплывчатым туманным пятном. Точно голодные мыши, надоедливо скреблись о стены занесенные ветром осенние листья.
Выборные с тревогою поглядывали на царевы покои.
— Нейдет государь, — сиротливо жаловались они и, точно в предчувствии беды, тесней прижимались друг к другу.
Наконец на крыльце показалась сутулая фигура Ильи Даниловича.
— А что я сказывал, — радостно шепнул соседу один из послов, — как пить дать, пожалует сейчас и сам царь-государь! Не зря слух идет, будто царь усердно внемлет ныне печалованиям холопьим, а сильных людей из царства выводит.
Милославский что-то шепнул думному дворянину и скрылся в хоромах. Дворянин стремглав бросился на Красную площадь, навстречу скакавшему во весь опор всаднику.
— Откель?
Всадник сдержал коня.
— От митрополита Новгородского, да от Афанасия Лаврентьевича Ордын-Нащокина с благою вестью!
Спрыгнув с коня, гонец направился к воротам, ведущим в Передние Переходы, но дворянин приказал ему идти во дворец обходным путем.
Узнав от вестника об окончательном усмирении псковичей, Алексей сразу преобразился.
— Не выйду к смутьянам! — объявил он, важно развалясь в кресле. — Всех их вон из Кремля!
— И то, по всему двору ихним духом смердит, — поддакнул Стрешнев и заковылял к двери.
Илья Данилович остановил его:
— Гоже ли так?
— И всегда-то ты, Ильюшка, нашей воле противоборствуешь, — недовольно произнес Алексей.
Милославский припал к руке государя.
— Не противоборствую, а о благоденствии твоем печалуюсь. Гнать всегда время найдется, а ныне вместно по-родительски на их кручины попечаловаться да посулы добрые посулить. То ли дело — вернутся в Новгород, о государе всем с великой любовью людишкам сказывать будут.
Царь задумчиво почесал поясницу и воззрился на тестя.