Горбачев. Его жизнь и время
Шрифт:
Виктор Калягин, выучившийся на ветеринара, но занимавший пост директора племенного завода, а затем первого секретаря райкома партии, впервые встретился с четой Горбачевых в 1961–1962 годах. Они казались образцовой супружеской парой: “Молодец он – очень уважительно и с любовью относился к своей жене. Наши жены даже критиковали: смотрите, как Горбачев относится к своей жене, и вы к нам также должны относиться” [313] .
Конечно, Горбачев как человек более культурный, искушенный и успешный сильно выделялся среди коллег, поэтому неудивительно, что кое-кто поглядывал на него неодобрительно. Алексей Гоноченко, ставший комсомольским деятелем в 1955 году, говорил, что Горбачев продвигался наверх слишком уж быстро, себе в ущерб, даже не успевая набраться элементарного опыта, который ему бы пригодился. А еще он был “слишком мягкий”, как утверждал Гоноченко. “Его могли переубедить” [314] . Само представление о том, что такая податливость – изъян, отражает традиционную для России тягу к “твердой руке”, к авторитарному стилю руководства. Даже Калягин, человек явно более терпимый и в целом гораздо выше
313
Из интервью В. В. Калягина (и А. А. Гоноченко) автору, взятого 5 июля 2005 года в Ставрополе.
314
Из интервью А. А. Гоноченко (и В. В. Калягина) автору, взятого 5 июля 2005 года в Ставрополе.
315
Из интервью В. В. Калягина (и А. А. Гоноченко) автору, взятого 5 июля 2005 года в Ставрополе.
Ни один бывший коллега не критиковал Горбачева так яростно, как Виктор Казначеев. Как и сам Горбачев, Казначеев происходил из очень простой семьи и поднялся по службе благодаря высшему образованию. Правда, на МГУ он не замахивался – удовлетворился Ставропольским пединститутом. На третьем курсе он стал председателем студенческого профсоюза и заседал в горкоме комсомола, где встретился и даже подружился с Горбачевым. Поначалу у Казначеева сложилось впечатление, что Горбачев “был настойчив”, “умел оценивать обстановку”, однако, по утверждению Казначеева, все эти “частые ссылки на Ленина, Сталина, классиков марксизма” были со стороны Горбачева просто “позерством” и создавали ему репутацию эрудита. Кроме того, в разговоре он никогда не упускал случая упомянуть, что был комсоргом своей сельской школы, работал на комбайне и получил орден Трудового Красного Знамени. Казначеев признавался: “Я и сам долгие годы был в плену его обаяния”. Но в итоге он понял, что его друг был попросту “ставропольским нарциссом”, изо всех сил стремился стать главным человеком в области, подлизывался к начальству и проявлял “завистливость и мстительность” к соперникам, которых терпеть не мог и в случае необходимости “очернял”. По мнению Казначеева, Горбачев “любил быть рядом с яркими людьми, но чувствовал себя чрезвычайно неуютно, когда яркие люди оказывались рядом с ним” и угрожали затмить его самого [316] .
316
Казначеев В. А. Интрига – великое дело. Ставрополь: Книжное издательство, 1997. С. 7, 12–13; Казначеев В. А. На перекрестках судьбы. С. 28, 32.
Враждебные отзывы Казначеева о Горбачеве распространяются и на его жену, которая, по утверждениям Казначеева, так устроилась в жизни, что “почти никогда ничего не делала по дому”. В отличие от жены самого Казначеева и жен других коллег, Раиса якобы всегда находила женщин, которые убирали вместо нее в квартире, обстирывали семью Горбачевых и готовили им. Вознаграждение одной такой помощнице по хозяйству будто бы заключалось в том, что Горбачев устроил ее мужу повышение по службе. По воспоминаниям Казначеева, поначалу, когда Горбачевы поселились в Ставрополе, у них сложился теплый круг общения: помимо них самих, туда входили Казначеев с женой и две другие супружеские пары. Они регулярно ходили друг к другу в гости, отмечали дни рождения и прочие праздники, вместе проводили выходные за городом. Но потом, по его словам, Горбачевы перестали принимать гостей у себя, потому что Раиса не любила готовить, и только ходили к другим, а через некоторое время и вовсе зазнались и отдалились от остальных [317] .
317
Там же. С. 52–54.
Как относиться ко всем этим обвинениям Казначеева? В 2005 году он был ректором Государственного технологического университета в Пятигорске – городе-курорте в южной, горной части Ставропольского края. Он охотно согласился дать интервью, чтобы побеседовать о Горбачеве, о котором уже выпустил несколько крайне негативных книг, однако в разговоре умудрился уделить куда больше времени самому себе. Это оказался низенький, плотного сложения, лысеющий мужчина с каким-то неестественно застывшим лицом. Во время интервью ему пришлось прерваться и отлучиться на церемонию, на которой ему вручали ключи от города. Однако он пригласил своих американских гостей на устроенный после торжественный обед, во время которого тосты в его честь по очереди произносили представители разных факультетов, администрации университета и студенты. Молодая женщина из отдела связей с общественностью объявила ректора “поистине замечательным человеком – человеком, который встает на рассвете, чтобы в шесть утра провести планерку, человеком, у которого десять тысяч жен [имелись в виду студентки университета]. Мы все – его жены”. Одну из студенток, сидевших за столом, Казначеев заставил, явно против ее желания, спеть посвященную ему песню: “Да здравствует король!”
Если Горбачев и был когда-то “ставропольским нарциссом”, то Казначеев с годами стал пятигорским нарциссом на стероидах. Вместо того чтобы продвигать Казначеева наверх внутри партийной иерархии, Горбачев дважды обошел его желанными назначениями. Когда в ходе интервью я спросил самого Горбачева о Казначееве, он вначале ответил: “Я не реагирую на то, что он говорит, пишет”. Но потом продемонстрировал, что умеет ругаться не хуже, чем теоретизировать: “Это человек, который, как говорят, без мыла пролезет в задницу” [318] .
318
Из
На самом деле отношения между Горбачевыми и Казначеевыми никогда не были такими уж теплыми. Один старый фотоснимок запечатлел эти две супружеские пары вместе с двумя другими – по-видимому, во время одной из тех “дружеских” вечеринок, которые описывал Казначеев. Похоже, все и правда неплохо проводили время: на снимке они пьют и курят, как это принято на посиделках друзей в России. А вот Горбачевы явно чувствуют себя не в своей тарелке.
Критикуя Горбачева, его бывшие ставропольские подчиненные указывают в основном на те черты и привычки, которые были присущи практически всем амбициозным советским партийным функционерам: стремление расти по службе, а также способность подольщаться к начальству, подавлять нижестоящих и искусно обходить соперников в карьерной гонке. А если некоторые их похвалы кажутся преувеличенными, то это оттого, что лучшие качества Горбачева крайне редко наблюдались среди провинциальных чиновников. И все-таки судьба Горбачева зависела не от провинциальных партийных работников, стоявших примерно на одном с ним уровне, а от руководителей в Ставрополе и в Москве, и вот на них-то он производил отличное впечатление.
Решающую роль в восхождении Горбачева сыграл Федор Кулаков, который был первым человеком в Ставрополе в середине 1960-х годов. Самому Кулакову исполнилось всего 42 года, когда он стал первым секретарем партийной организации Ставрополя, а до этого он занимал пост министра хлебопродуктов РСФСР. “Статный, волевой и энергичный” (по отзыву бывшего коллеги), с густой копной темных волос, Кулаков обладал некоторым поверхностным знанием культуры, однако оставался грубым, как и его фамилия. Кулаков вырос, как и Горбачев, в крестьянской семье, а потом заочно учился во Всесоюзном сельскохозяйственном институте. Когда ставропольские колхозы не справились с планом по производству яиц, Кулаков пригрозил проштрафившимся партийным чиновникам: “Не выполните план по яйцам, будете сдавать свои собственные” [319] . Другим ставропольцам запомнилась его “влажновато-холодноватая рука с костляво-гремучими пальцами”, “рокочущий металлом голос”, “загадочная улыбка и резкий запах одеколона”. Кулаков “водку пил стаканами и разбрасывался руками, которые ему мешали. В людях уважал способность проламываться через стену” [320] . По словам Горбачева, Кулаков так же умело разговаривал с простым народом, как и со специалистами, и “досконально разбирался в делах”. Но были у него и “слабости”: например, он любил “пображничать” в близком кругу других начальников, и иногда эти кутежи превращались в “настоящие загулы” [321] .
319
Михайленко В. И. Каким ты был… Провинциальные записки. С. 49.
320
Кучмаев Б. Г. Коммунист с божьей отметиной. С. 55–56.
321
Горбачев М. С. Наедине с собой. С. 150–151.
Горбачев понимал, что его судьба зависит от Кулакова. Он вознамерился перенять от Кулакова какие-то положительные качества – ведь это был “мужик… крутой, требовательный”, “работал с душой, за дело болел”, – и в то же время избегал участия в его пьянках и беготне за юбками. По счастью, Кулаков, как вспоминал Горбачев позже, понял это: “никогда не поручал мне что-то сомнительное, хотя я знаю, что от других мог потребовать, что в голову придет и чего душа пожелает” [322] .
322
Грачев А. С. Горбачев. С. 36–37.
Кулаков начал всячески пестовать Горбачева. Он часто давал ему поручения, далеко выходившие за рамки должностных обязанностей Горбачева, и приглашал его в поездки по краю. “Это была настоящая школа, без нотаций”, – вспоминал Горбачев [323] . При этом Кулаков делал все возможное, чтобы у его самонадеянного молодого коллеги не слишком закружилась голова от успехов. Правда, в марте 1961 года он повысил его, сделав первым секретарем Ставропольского крайкома комсомола, а еще через год – партийным начальником обширного сельскохозяйственного района. Но в самый разгар этого карьерного взлета, в январе 1962 года, сам же Кулаков устроил Горбачеву разнос на краевом съезде комсомольской организации.
323
Горбачев М. С. Наедине с собой. С. 150.
Съезд собрался для того, чтобы обсудить резкую критику в адрес ставропольских властей, с которой в декабре 1961 года выступил ЦК партии в Москве. Им ставили в вину то, что они не сумели в полной мере донести до местных рядовых коммунистов решения, принятые на недавно завершившемся XXII съезде КПСС. Кулаков, как это было принято, самоуничижительно признал свою вину. Однако затем он взвалил часть вины на Горбачева, который горячо одобрил призыв съезда сделать выращивание кукурузы первоочередной комсомольской задачей, однако лишь “на словах, а не на деле”. Горбачев уверял, что отправил в села помогать с уборкой урожая восемнадцать тысяч человек, но в итоге это ни к чему не привело, потому что за это же время из колхозов молодежи сбежало не меньше. “Не замужество, товарищ Горбачев, является главной причиной такой текучести кадров животноводов, – язвительно заметил Кулаков, – а бездушное отношение крайкома комсомола и других организаций к созданию элементарных культурно-бытовых условий для работающей там молодежи”. С жильем – просто катастрофа. Доярки спят в неотапливаемых сараях. Нет ни газет, ни журналов, ни радио. “Видимо, лучше было бы, товарищ Горбачев, – продолжал Кулаков, – поступить более честно, по-партийному обсудить один вопрос: ‘О неудовлетворительной работе бюро крайкома комсомола по руководству социалистическим соревнованием’”.