Горбачев. Его жизнь и время
Шрифт:
Горбачев сдал и этот “экзамен” не хуже институтских, а второй диплом о высшем образовании получил в 1967 году – тогда же, когда Раиса защитила кандидатскую диссертацию.
А через год Горбачев задумался о том, не бросить ли ему партийную карьеру и не уйти ли в науку. Отчасти это объяснялось усталостью. Ведь последние годы он каждый день (включая субботу) вставал в пять утра и сидел за учебниками по сельскому хозяйству и экономике, а в семь часов будил жену и дочь. На работе он был так загружен, что не успевал пообедать, и, приходя домой в девять или десять вечера, переедал и поэтому неуклонно набирал вес. (Потом он сел на диету и за три года сбросил почти 20 килограммов.) Еще в студенческие годы, в МГУ, он пренебрегал нормальными завтраками и обедами и питался в основном пирожками с мясом и капустой, что привело к гастриту, а со временем и к язве желудка. В Ставрополе Горбачев перешел на более здоровое питание, периодически ездил в кавказские здравницы, но лишь в 1971 году, когда ему уже исполнилось сорок, он “вошел в норму” [342] .
342
Горбачев М. С.
Другой причиной, по которой Горбачеву захотелось сменить сферу деятельности, были напряженные отношения с Ефремовым. Кроме того, сказалось общее разочарование в обещаниях, с которых началась постхрущевская эпоха. В частности, экономические реформы, объявленные в 1965 году новым премьер-министром Алексеем Косыгиным и вселившие надежды в Горбачева, потерпели крах из-за того самого сопротивления, которое он своими глазами наблюдал в Ставрополе. “Они там в Москве болтают, – ворчали местные бюрократы, – а нам тут надо план выполнять”. В январе 1967 года сняли с работы ставропольского чиновника, которым Горбачев как раз восхищался за серьезное отношение к реформам. Иннокентий Бараков осмелел до того, что просто перестал доводить спускавшиеся из центра планы до подведомственных ему колхозов, понимая, что те все равно не смогут их выполнить, а значит, должны развивать собственные инициативы и вообще проявлять самостоятельность. Бараков был поклонником московского экономиста-реформатора Геннадия Лисичкина, который по-прежнему ратовал за перемены, публикуя статьи в либеральном журнале “Новый мир”. В сентябре того года несколько ставропольских чиновников во главе с Ефремовым опубликовали в газете “Сельская жизнь” (печатном органе ЦК КПСС) статью, в которой разносили идеи Лисичкина [343] .
343
Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 117–118.
Летом 1967 года в жизни Горбачева снова появился его друг и однокашник по Московскому университету, чех Зденек Млынарж. После окончания МГУ Млынарж работал в пражской прокуратуре, а затем перешел в Академию наук. И там (рассказывал он Горбачеву) он прочитал тех самых “классиков”, о которых профессор Кечекян в МГУ “рассказывал нам на лекциях; но не только эти книги, а еще и полемические сочинения марксистов, в том числе так называемых ревизионистов и ренегатов вроде Троцкого”. Млынарж дважды побывал в Югославии, где Тито развивал несоветскую модель “социалистического самоуправления”. А еще он дважды побывал в Италии и Бельгии, посетил в 1958 году Всемирную выставку в Брюсселе, и – как он признавался много позже – этот опыт “буквально открыл для меня ‘окно в мир’” [344] . В 1967 году Млынарж приехал в Москву, чтобы прозондировать почву – понять, как относятся в Советском Союзе к тем политическим реформам, которые собирались провести либералы в Чехии, – однако не встретил особой поддержки. Он приехал и в Ставрополь, в гости к Горбачевым, в их двухкомнатную квартиру на четвертом этаже, и объявил, что это весьма скромное жилье, если сравнивать с хоромами, какие обычно занимает руководитель чешской компартии в каком-нибудь крупном провинциальном городе. Млынарж с Горбачевым провели два дня в горах, гуляя по окрестностям Минеральных Вод, ели и пили от души, вели долгие откровенные разговоры.
344
Gorbachev M., Mlyn'ar Z. Conversations with Gorbachev. P. 29–30.
Млынарж говорил, что в Чехословакии скоро произойдут большие перемены, и, как вспоминал Горбачев, “не утаил своей позиции, сказав, что политическую систему в Чехословакии необходимо сделать более демократической”. Когда же друг спросил, что происходит в Советском Союзе, Горбачев высказал мнение, которое ему предстояло позднее переменить: “В вашей стране такие вещи возможны, а в нашей о таком даже думать нечего” [345] .
Горбачев по-прежнему верил, что есть верный способ преодолеть “искажения” в советском социализме: нужно находить и продвигать новые “кадры”. Однако к 1967 году ему стало ясно, что Брежнев не настроен ничего менять “коренным образом”. Напротив, кадровые перестановки делались с явной целью – выдвигать кланы верных приспешников в “войне между различными группировками, которая велась внутри самого руководства” [346] .
345
Ibid. P. 2, 64.
346
Ibid. P. 30.
Если таковы были сомнения, которые заставили Горбачева задуматься о смене поприща, то, возможно, на него повлияло и еще одно соображение (пускай даже косвенно). В характеристике, составленной в апреле 1961 года, один комсомольский деятель сетовал: “Товарищ Горбачев не всегда доводит до конца задачи, за которые берется, и порой недостаточно требователен” к комсомольским кадрам [347] . Можно было бы, конечно, отмахнуться от такой жалобы, сочтя, что написал ее человек,
347
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Фонд M-1. Опись 19 (1). Документ 425. Лист 11.
Конечно, характер у Горбачева был не такой, чтобы предаваться уединенным размышлениям в башне из слоновой кости (да в СССР никому и не предоставляли такой возможности). Однако не принадлежал он и к тем развязным, “своим в доску” чиновникам, каких полно было в партийном аппарате. По особым случаям Горбачев устраивал шумные празднества, но и они всегда отличались от тех развлечений, какие предпочитало большинство его коллег мужского пола. Однажды, как вспоминала Лидия Будыка, Горбачев забронировал для какого-то торжества большой пансионат, позвал коллег на торжественный ужин, а потом запер дверь в бильярдную и потребовал, чтобы мужчины приглашали своих жен танцевать [348] .
348
Из интервью Будыки автору, взятого 3 августа 2008 года в Ставрополе.
Еще одна особенность, которая прослеживается в ставропольских партийных документах 1960-х годов, по-видимому, свидетельствует о том, что Горбачев разочаровался в партийной работе в Ставрополе. На партийных заседаниях он оставался на удивление молчаливым и крайне редко вступал с другими ораторами в ритуальные обмены репликами, сходившие за дебаты. Делиться вслух радикальными взглядами, которых он придерживался, было небезопасно, а обязательную лесть и подхалимаж он, вероятно, старался свести к минимуму. Впрочем, можно найти и другое объяснение тому, что он стал ограничиваться лишь короткими замечаниями (как правило, в поддержку кого-то из вышестоящих чиновников): он сам со временем осознал, что говорит чересчур много. А в темах его более продолжительных, содержавших больше критики выступлений – с одной стороны, проблемы образования, а с другой – пьянство и преступность – можно усмотреть гордость за собственные достижения и презрение к неудачникам.
Сам Горбачев по-другому объясняет, почему он едва не отошел от партийной работы: “Мне не нравилось, что мною начинает командовать кто-то. Натура независимая, самостоятельная. Я могу ладить со всеми и адаптироваться… Я не такой… или задира или зазнайка. Ну, все-таки внутренне я человек, который сделает в десять раз больше, если меня не толкают и не дергают и дают возможность мыслить” [349] . Поэтому “внутренний выбор для себя я сделал: надо разворачиваться в сторону науки. Сдал кандидатские экзамены, выбрал тему… стал собирать материалы для исследования, оформил отпуск” [350] .
349
Из интервью Горбачева автору, взятого 4 мая 2007 года в Москве.
350
Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 112–113.
Весной 1968 года Зденек Млынарж уже работал в ЦК Коммунистической партии Чехословакии. Он стал одним из главных авторов пражской “Программы действий КПЧ”, призывавшей к демократическим реформам, и ближайшим советником лидера-реформатора Александра Дубчека. Руководство в Москве все больше тревожили события в Праге, и Горбачев послал другу письмо: “Зденек, в это трудное время нам нужно поддерживать отношения”, но не получил ответа. Зато начальник ставропольского управления КГБ намеками дал Горбачеву понять, что его письмо “пошло совсем по другому адресу”, иными словами, попало в советские органы госбезопасности [351] .
351
Там же. Из интервью Горбачева автору, взятого 4 мая 2007 года в Москве.
В июле 1968 года Брежнев и остальные московские руководители уже готовились к подавлению Пражской весны. Чтобы как-то подготовить советский народ к возможности такого шага, по всему СССР парторганизации начали предупреждать людей об опасности, которую представляют чехословацкие реформы для всех стран советского лагеря. Ставропольский партийный шеф Ефремов выступил с осуждением чешской крамолы. Горбачев тоже примкнул к атакам на деятельность своего друга (правда, не упоминая имени Млынаржа): “Нынешнее руководство ЦК КПЧ в должной мере не отнеслось к нашим товарищеским советам, основанным на огромном опыте нашей партии в борьбе за завоевание и упрочение социализма и построение коммунизма…” Он усмотрел в идеях реформаторов подстрекательство чехословацкого народа к “забастовкам, беспорядкам, анархии”. Горбачев призывал Советский Союз выполнить свой долг и одобрил “активное действие ЦК КПСС по защите социалистических завоеваний в Чехословакии” [352] .
352
Заседание Второго Ставропольского краевого актива партии, 19 июля 1968 года. ГАНИСК. Фонд 1. Опись 27. Дело 28. Листы 50–51.