Горбачев. Его жизнь и время

Таубман Уильям

Алексей Косыгин, много лет занимавший пост премьер-министра, тоже проводил отпуск в вотчине Горбачева. Если воспользоваться принципом разграничения, знакомым коммунистам, – “красных” (идеологов и партийных аппаратчиков) и специалистов (людей с инженерным образованием, вначале сделавших карьеру в промышленности), – то Косыгин относился к специалистам. Он родился в 1904 году и окончил Ленинградский текстильный институт, а в 1939 году его назначили народным комиссаром текстильной промышленности СССР. Уже в 1946 году он стал кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б), а полноценным членом Политбюро был избран два года спустя. В 1949 году Косыгин чудом уцелел, когда началось “Ленинградское дело” – печально знаменитый процесс, в рамках которого Сталин распорядился арестовать и ликвидировать тех членов Политбюро, кто имел связи с Ленинградом (в том числе “престолонаследника” Алексея Кузнецова). В 1964 году, когда отстранили от власти Хрущева, Косыгин сменил его на посту премьер-министра. В течение следующего года он продвигал программу частичных экономических реформ, и некоторое время в нем видели возможного соперника Брежнева.

Подобно Андропову (и в отличие

от большинства остальных членов Политбюро), Косыгин был вдумчивым и серьезным. По свидетельству главного кремлевского врача Чазова, близко наблюдавшего Косыгина в течение многих лет, этот человек с грубыми чертами лица и вечной стрижкой “ежик” был прямолинеен, умен, тверд и наделен потрясающей памятью [437] . Однако в нем не было открытости, свойственной даже замкнутому Андропову. Горбачев вспоминал, что, отдыхая на Северном Кавказе, Косыгин держался осторожно и сдержанно. “Даже тогда, когда мы оставались с Косыгиным вдвоем, он… оставался как бы в собственной скорлупе”. О сталинских временах Косыгин не любил говорить, но однажды с горечью заметил: “Скажу вам, жизнь была тяжелой. Прежде всего морально, вернее – психологически. Ведь, по сути дела, осуществлялся сплошной надзор, и прежде всего за нами. Где бы я ни был, нигде и никогда не мог остаться один”. В отличие от Брежнева, обожавшего роскошь, и Андропова, который относился к ней терпимо, Косыгин, по словам Горбачева, отличался скромными, даже “аскетичными” вкусами. Приезжая в “Красные камни”, он не занимал отдельную дачу, а поселялся в общем корпусе санатория, хотя, уточнял Горбачев, эта скромность была “своеобразной, ибо в таких случаях он сам и его службы занимали целый этаж” [438] . Косыгин терпеть не мог, когда в поездках по краю ему “докучало местное начальство”, вспоминал Горбачев; “не было у него склонности к трапезам, к пустопорожней болтовне за столом”. Зато, приезжая на Ставрополье, он встречался с руководителями колхозов и совхозов – возможно, потому, как замечает Горбачев, что “в сельском хозяйстве не очень хорошо разбирался”, но при этом “стремился понять, в чем дело, почему аграрный сектор хронически отстает”.

437

Чазов Е. И. Здоровье и власть. С. 76–79.

438

Горбачев М. С. Наедине с собой. С. 211.

О присущем Горбачеву сочетании серьезности и человеческого обаяния косвенным образом свидетельствует уже то, что нелюдимый Косыгин пригласил его на скромное торжество по случаю дня рождения. Присутствовали его взрослая дочь Людмила, подруга Людмилы и еще несколько человек. Когда Косыгин включил музыку и пригласил на танец подругу дочери, Горбачев галантно пригласил Людмилу. Вдвоем с Косыгиным они подолгу прогуливались по сельской местности, и у Горбачева то и дело вырывались жалобы. Казалось бы, он руководит всем Ставропольем, но его по рукам и ногам связывают бесконечные указания из Москвы, так что у него нет “ни права, ни финансовой возможности принимать даже самые рядовые решения”. В отсутствие ощутимых стимулов к труду колхозники работали спустя рукава, рабочие тоже филонили, а в местных больницах и поликлиниках элементарно не хватало врачей и медсестер. Косыгин как-то по-особому молчал, по-видимому, выражая согласие. Однажды Горбачев сказал ему, что отчасти виной всему провал экономической реформы, которую когда-то предлагал сам Косыгин, и спросил: “Почему же вы уступили, дали похоронить реформу?” Обычно Косыгин спокойно относился к горбачевским “дерзостям” (как называл это сам Горбачев), иногда молча улыбался, показывая, что разделяет мнение Горбачева. Но тут он парировал: “А почему вы, как член ЦК, не выступили на Пленуме в защиту реформы?” [439]

439

Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 148–152; Горбачев М. С. Наедине с собой. С. 212.

Дисциплинированный Косыгин всю жизнь занимался греблей. В середине 1970-х чуть не произошла трагедия: он потерял равновесие и перевернулся вместе с байдаркой, едва не утонув. Оказалось, с ним случился небольшой удар. Со временем он оправился и даже вернулся к обязанностям премьер-министра, но, по свидетельству Чазова, “это был уже не тот Косыгин”. Реальная власть в правительстве постепенно перешла к его первому заместителю Николаю Тихонову – старому бюрократу и верному “брежневцу”, который в дальнейшем будет препятствовать продвижению Горбачева наверх.

Михаил Суслов тоже приезжал отдыхать на Ставрополье. Он родился в 1902 году, входил в состав Политбюро с 1952 года, а в 1943–1944 годах сам возглавлял Ставропольский крайком. Руки его нельзя было называть чистыми: с 1944 по 1946 год он был председателем бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР с чрезвычайными полномочиями и отвечал за повторную оккупацию Литвы, сопровождавшуюся кровавыми репрессиями, арестами и высылкой тысяч людей. Но сердцем и умом Суслов был идеологически чист. Он славился своим аскетизмом и был, по воспоминаниям Горбачева, “абсолютный, стопроцентный бессребреник. Чистоплотный… можно на свет смотреть. Ходил, приезжал в калошах – на ботинки одеты – и длинный серый плащ. Доходил до лифта, снимал калоши старые. Ехал на работу на машине со скоростью пятьдесят километров в час. Ни на один километр больше. Длинный хвост, все ехали, никто не мог обогнать. Единственный, кто обгонял, – [член Политбюро, маршал Советского Союза Дмитрий] Устинов” [440] .

440

Из интервью Горбачева автору, взятого 4 мая 2007 года в Москве.

Суслов внушал всем такой трепет, что даже

Брежнев, всегда “тыкавший” всем кремлевским соратникам, кроме Косыгина, обращался к Суслову по имени-отчеству: Михаил Андреевич. Горбачев искал общества Суслова, чье одобрение было не менее важно, чем похвала Андропова, и Суслов тоже проникся к нему симпатией. Уже одно то, что Горбачев действительно читал Маркса и Ленина (в отличие от большинства руководителей) и просил Суслова помочь ему в понимании их текстов, подтверждало мнение Суслова о том, что труды “отцов-основателей”, в учение которых он сам искренне верил, не утратили своего значения. По рассказам вечного злопыхателя Казначеева, именно Горбачев уговорил Суслова лично почтить своим присутствием праздник по случаю двухсотлетия Ставрополя. Суслов приехал в город вместе с дочерью Майей (причем это событие пришлось на день рождения Майи), а жена Горбачева “никого к ней не допускала. И, видимо, по этой причине жен других секретарей крайкома [в том числе, и жену Казначеева] не пригласили на званый вечер, посвященный этой дате” [441] .

441

Зенькович Н. А. Михаил Горбачев. С. 200.

Пользуясь близостью Ставрополья к горным курортам, Горбачев познакомился и с другими советскими лидерами. У Виктора Гришина, много лет возглавлявшего Московский горком партии (это его неуклюжая попытка выдвинуть себя кандидатом на освободившуюся после Черненко должность генсека ознаменовала последний выпад брежневской старой гвардии против Горбачева), остались приятные воспоминания о нем и о Раисе, с которыми он познакомился в Железноводске в начале 1970-х. “Он был молод, энергичен, вел себя раскованно, был радушен и гостеприимен… В воскресный день мы семьями ездили на Домбай, останавливались в Теберде, ловили рыбу в реке, обедали. Наш хозяин был любезен, внимателен. Были и другие встречи. Мы были довольны друг другом” [442] .

442

Там же. С. 179.

Путешествия за границу, особенно в капиталистические страны, как ни парадоксально, относились к самым ценным подаркам, какими советская власть награждала своих преданных служителей. Ездить на Запад позволялось лишь самым политически благонадежным людям. Предпочтение отдавалось тем, кто выглядел особенно привлекательно, умел складно говорить и потому должен был произвести нужное впечатление на принимающую сторону. Горбачев с женой были в этом смысле идеальными кандидатами. Как вспоминал сам Горбачев – “международный отдел ЦК, когда они видели, ну так сказать, мой определенный уровень, интерес и способность вести разговор [с иностранцами], они начали меня тянуть, то туда, предлагать, то туда” [443] . До 1970 года зарубежные поездки Горбачева ограничивались странами советского блока – ГДР, Чехословакией и Болгарией. А между 1970 и 1977 годами он не менее пяти раз побывал в Западной Европе.

443

Из интервью Горбачева автору, взятого 4 мая 2007 года в Москве.

Его первое знакомство с западными европейцами состоялось в Москве, в 1961 году, во время Всемирного форума молодежи, когда его “прикрепили” к итальянской делегации. Принимать иностранную делегацию, да еще из Италии – страны, чью коммунистическую партию считали в Кремле особенно важной, – было большой честью. Горбачеву довелось много часов общаться с раскованными итальянцами, и этот опыт раскрыл ему глаза. Он познакомился с Акилле Оккетто, будущим главой компартии Италии (в 1988–1994 годах), а еще открыл для себя различия в национальных характерах (“За все дни форума не было случая, чтобы они пришли к началу работы”) и столкнулся с предвестниками того “еврокоммунизма”, который будет преследовать Кремль до тех пор, пока Горбачев, став лидером страны, сам не возьмет на вооружение его свободные принципы. Молодой редактор одного советского журнала рассказал итальянцам, что однажды он спросил французского художника-абстракциониста, захочется ли ему лечь в постель с женщиной, чей портрет не обнаруживал ни малейшего сходства с человеческим телом. Но вместо того чтобы рассмеяться в ответ, итальянский делегат набросился на советского редактора: “Советский товарищ выступил в духе нацизма, именно нацисты так относились к представителям абстрактного искусства, многие из которых были активными участниками борьбы с фашизмом” [444] .

444

Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 159–160.

Так совпало, что когда чете Горбачевых представилась первая возможность съездить на Запад вместе – а произошло это в сентябре-октябре 1971 года, – они отправились в составе советской делегации в Италию. В план поездки входило несколько непременных “братских” встреч с деятелями компартии Италии и участие в мероприятии, посвященном газете итальянских коммунистов “Унита”. А еще там случился неловкий эпизод, когда 11 сентября пришло известие о кончине Хрущева, который с момента своей вынужденной отставки так и оставался “неугодным лицом”, живя фактически под домашним арестом. Итальянцы были очень высокого мнения о Хрущеве, особенно уважали его за антисталинскую кампанию, и теперь они поинтересовались мнением Горбачева о покойном. Ему пришлось промямлить что-то невразумительное, чтобы ни единым словом не опровергнуть официальную позицию партии и не выдать собственного восхищения заслугами Хрущева [445] .

445

Из интервью Горбачев автору, взятого 4 мая 2007 года в Москве.