Горбатая гора (сборник)
Шрифт:
— Если ты сделаешь неверный шаг, я могу навредить тебе.
— Знаешь что? Если бы я была на твоем месте, я бы лежала на боку и наслаждалась.
Приблизительно так говорил Хал Блум.
Дожди прекратились в сентябре, и прерия зазолотилась. Случилось несколько жарких дней, потом стало прохладно, и еще до того, как они успели отремонтировать трактор и заменить ему мотор и трансмиссию, с северо-запада пришел штормовой дождь со снегом.
— Надо занести двигатель в дом, — кашляя, сказал Аладдин.
В первую ночь шторма он ночевал в своем
— Чертов кашель, — сказал старый Рэд. — Лучше сразу задохнуться, чем так кашлять.
— В моем списке задыхающихся есть еще кое-кто, причем в самой верхней строке, — отреагировала Ванета. — Я так и знала, что это случится. Вот чем заканчиваются ночевки в фургоне.
Аспирин, припарки, вода, другие средства — ничто не помогало. Аладдин пылал жаром.
— Какой завтра день? — спросил он, падая раскалывающейся от боли головой на подушку.
— Пятница.
— Принеси мой календарь.
Изучив календарь, он послал за Отталиной.
— Она на улице, кормит скотину, — сказала Ванета. — Все так замерзло, что они не могут добраться до травы.
— Черт побери, — прошипел он. — Когда она вернется, пришли ее сюда.
Его рвало от кашля.
Снег падал на Отталину, сидевшую в кабине большого отцовского гидравлического трактора. Снег валил и валил и, похоже, мог идти вплоть до июня месяца. В полдень она вернулась домой голодная, мечтая поесть макарон с сыром. Трактор она оставила рядом с домом.
— Тебя звал отец, — сообщила Ванета, готовившая говядину.
Отталина ухватила с тарелки кусочек мяса и проскользнула в комнату родителей. Она принадлежала к тому типу людей, которые не выносят больных и не знают, куда бросить взгляд — лишь бы не на покрасневшие глаза и искаженное лицо.
— Послушай, — сказал Аладдин. — Завтра первая пятница месяца. В восемь должен приехать Амендингер. Если мне не станет лучше, — он снова закашлялся, — решать дела пойдешь ты. Все ему покажешь, а он прикинет и предложит цену.
Амендингер, скупщик скота, был мрачным человеком с глубоко посаженными глазами и черными усами, концы которых свисали до подбородка. Он носил черную рубашку и черную шляпу, быстро принимал решения и четко контролировал ситуацию. Он был лишен чувства юмора, и фермеры за глаза проклинали его.
— Папа, — сказала Отталина. — Я боюсь этого человека. Он на мне хорошо заработает. Он предложит низкую цену, а я побоюсь торговаться. Почему не мама? Ее вряд ли попытаются обмануть.
— Потому что ты разбираешься в скотине, а мать — нет. Если бы здесь был Тайлер, было бы другое дело, но его нет. Ты — моя маленькая ковбойка. Тебе не надо ничего говорить. Просто покажи ему скот, выслушай предложение и скажи, что мы с ним свяжемся.
Аладдин знал, что Амендингер решает все на месте и что с ним нельзя «связаться».
— Я придумал кое-что получше — я собираюсь купить самолет. Фургон меня не устраивает.
— Я могу привести Амендингера сюда, папа.
— Никто, кроме членов семьи, не увидит меня валяющимся на кровати, — закашлялся он.
Отталина провела ужасную ночь, но наутро проснулась в нормальном настроении. Снегопад стал потише, подул теплый ветерок. Наверху хрипел и задыхался Аладдин.
— Он плохо выглядит, — сказала Ванета.
В восемь часов скупщик скота не приехал. Отталина успела съесть два овсяных печенья, кусочек ветчины и выпить стакан молока. Уже перевалило за девять, когда фургон скупщика въехал во двор. Черная шляпа Амендингера упала, когда он потянулся за бумагами. Он вышел из машины, держа в руке папку и уже прикидывая что-то на калькуляторе. Отталина двинулась ему навстречу.
Но оказалось, что приехал не сам скупщик — приехал его сын, Флайбай Амендингер, — крупный, с большим носом и ямочкой на мелком подбородке — тихий, как поздняя ночь.
— Мистер Тоухей дома? — осведомился он, глядя на свои ботинки.
— Я покажу вам скот, — сказала Отталина. — У отца грипп. Или что-то похожее. Мы думали, что вы придете в восемь. То есть не вы, а ваш отец.
— Я пропустил поворот, заблудился. А отец уехал в Хойт. — Парень достал из кармана газету и показал девушке написанное там «Амендингер и сын, скупщики». — Я работал с отцом почти девять лет, так что, думаю, я знаю, что делать.
— Я не имела в виду, что не знаете, — сказала Отталина. — Я рада, что приехали вы. Усы вашего отца пугают меня.
— Я тоже ужасно боялся, когда был маленьким, — молодой человек посмотрел на загоны, дом, свадебную пшеницу, голубой навес.
— Ну, — сказала она, — пойдемте?
— Пшеницу надо сжать, — задумчиво сказал он.
Она вела машину, а молодой человек смотрел на далекий горизонт, видневшийся за загоном. Они проехали мимо пастбища, и пыль в кабине фургона постепенно превращалась в искрящийся туман, словно слыша их тайные мысли, которые в любой момент могли перетечь в слова. Флайбай открыл ворота. Отталина поблагодарила его и принялась демонстрировать богатство своего ранчо. Он считал, делал заметки и в итоге предложил неплохую цену.
— Вы умная девушка, — сказал он. — И, черт побери, красивая. Хотите пива?
Все утро они пили пиво из бутылок, а Флайбай, жестикулируя, рассказывал об одинокой жизни сына скупщика скота. Он уехал, когда перевалило за полдень.
Отталина рассказала Аладдину обо всем, стоя в дверном проеме. Он все еще мучился от жара, попивал чай, кивал и наконец сказал, что все в порядке. Ему не требовался калькулятор, чтобы подсчитать деньги. Все было в порядке, и это хорошо.
В ту ночь старый Рэд проснулся от какого-то странного свиста. Сердце его заколотилось, он поднялся и подошел к окну. Тусклый лунный свет пробивался сквозь облака и отражался от лезвия косы. Однако это была не Смерть, пришедшая за ним, а человек в черной шляпе, который косил свадебную пшеницу Ванеты и останавливался в конце каждого ряда, чтобы глотнуть из бутылки. Рэд увидел свою внучку Отталину, прислонившуюся к голубому навесу. Она бросала в небо какие-то металлические штучки, — когда одна падала, она бросала следующую.