Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
Плюмаж-младший и брат Галунье, находившиеся слишком далеко, чтобы что-то услышать, внимательно наблюдали за этой сценой, но ничего не понимали.
— Раны Христовы! — заметил гасконец. — У монсеньора такой вид, словно на него нашло помрачнение.
— Нет, ты все-таки посмотри на рожу этого горбуна, — сказал ему нормандец. — У меня опять ощущение, будто я уже где-то видел эти глаза.
Плюмаж пожал плечами и заявил:
— Меня не интересуют люди ростом ниже пяти футов и четырех дюймов.
— Но во мне ровно пять футов, — бросил
Плюмаж-младший протянул ему руку и произнес следующие слова:
— Золотце мое, раз и навсегда запомни: речь идет не о тебе. Дружба, прах меня побери, это хрустальный кристалл, сквозь который ты видишься мне белее, розовее и пухлее, чем Купидон, единственный сын пенорожденной Венеры.
Галунье благодарно подал протянутую ему руку. Действительно, Гонзаго выглядел потрясенным. Он с некоторым даже ужасом воззрился на Эзопа II, или Иону.
— Что это значит? — пробормотал Гонзаго.
— Это значит, что девушка, получив эту записку, поверит ей, — простосердечно объяснил горбун.
— Значит, ты догадался о наших замыслах?
— Я понял, что вы желаете заполучить эту девицу.
— А ты знаешь, чем рискует тот, кто проникает в иные тайны?
— Рискует неплохо заработать, — потирая руки, ответил горбун.
Гонзаго и Пероль переглянулись.
— Ну, а почерк? — понизив голос, спросил Гонзаго.
— Это один из моих талантов, — сообщил Эзоп II. — Гарантирую вам, его не отличить от настоящего. Стоит мне раз увидеть почерк человека…
— Это тебя может далеко завести. Ну, а как с этим человеком?
— О, этот человек такой большой, — рассмеялся горбун, — а я такой маленький. Его я подделать не смогу.
— Ты его знаешь?
— Довольно хорошо.
— Откуда?
— Деловые отношения.
— Можешь дать о нем какие-нибудь сведения?
— Только одно: вчера он нанес два удара, завтра Нанесет еще два.
Пероль содрогнулся. Гонзаго сказал:
— В подвалах моего замка имеются надежные темницы! Горбун не испугался его угрожающего вида и ответил:
— Э, переделайте их в винные, и вы сможете сдать их виноторговцам.
— У меня возникла мысль, что ты шпион.
— Неудачная мысль. У вышеупомянутого человека в карманах пусто, а у вас миллионы. И вы хотите, чтобы я вас предал ради него?
Гонзаго широко раскрыл глаза.
— Дайте мне приглашение, — попросил Эзоп II, указывая на последний билет, который все еще держал Гонзаго.
— Что ты собираешься с ним сделать?
— То, что надо. Отдам его этому человеку, и он исполнит обещание, которое я сделал вам от его имени. Он придет на бал к регенту.
— Бог мой, дружок! — воскликнул Гонзаго. — Да ты, по всему видать, великий негодяй!
— О, есть негодяи и поболе меня, — скромно парировал горбун.
— Откуда в тебе такой пыл служить мне?
— Я по своей натуре предан тому, кто мне нравится.
— И мы имеем счастье нравиться тебе?
— Весьма.
— И надо полагать,
— Вы имеете в виду будку? — поинтересовался горбун. — Нет, это ради спекуляторства, ради золота, — и, ухмыльнувшись, добавил: — Горбун умер, да здравствует горбун! Эзоп Первый заработал полтора миллиона под старым зонтиком, а я пока учусь.
Гонзаго знаком подозвал Плюмажа и Галунье. Те приблизились, гремя старыми шпагами.
— А это кто такие? — осведомился Иона.
— Люди, которые пойдут с тобой, если я приму твои услуги.
Горбун отвесил церемонный поклон.
— Слуга покорный! — заявил он. — В таком случае откажитесь от моих услуг. Судари мои, — обратился он к обоим друзьям, — не трудитесь таскать за мною свои ржавые железяки, наши пути расходятся.
— Однако… — с грозным видом протянул Гонзаго.
— Никаких однако. Черт! Вы же не хуже меня знаете этого человека. Он резок, крайне резок, я сказал бы даже, груб. Если только он увидит со мной двух этих висельников…
— Убей меня Бог! — ахнул возмущенный Плюмаж.
— Да можно ли быть столь невежливым? — подхватил брат Галунье.
— Я либо буду действовать один, либо вообще не буду, — не допускающим выражения тоном объявил горбун.
Гонзаго и Пероль стали держать совет.
— Ты дорожишь своим горбом? — насмешливо осведомился принц.
— Не меньше, чем эти храбрецы своими ржавыми вертелами: я зарабатываю им на жизнь.
— Что-то мне подсказывает, что тебе можно верить, — сказал Гонзаго, пристально глядя на горбуна. — Ты мне подходишь. Верно служи мне, и я щедро награжу тебя. В противном же случае-Гонзаго не закончил и протянул горбуну приглашение. Тот взял билет и, пятясь, направился к выходу. При этом через каждые три шага он кланялся, приговаривая:
— Доверие монсеньора — великая честь для меня. Этой ночью монсеньор услышит обо мне.
Но когда, повинуясь тайному знаку Гонзаго, Плюмаж и Галунье последовали за ним, он бросил:
— Куда это вы, голубчики, куда? А наш уговор?
Он оттолкнул гасконца с нормандцем, причем те даже не ожидали, что у него такая тяжелая и сильная рука, в последний раз поклонился и вышел. Плюмаж и Галунье бросились за ним, но он захлопнул дверь перед их носом.
Когда же они выскочили в коридор, там было пусто.
— Не мешкайте! — бросил Гонзаго управляющему. — Не позже, чем через полчаса окружить дом на Певческой улице, а в остальном действовать, как договорились.
По пустынной в этот час улице Кенкампуа рысью бежал горбун.
— Деньги были уже на исходе, — бормотал он на бегу, — и дьявол меня раздери, если я знал, где раздобыть бальный туалет и приглашения.
3. ВОСПОМИНАНИЯ АВРОРЫ
1. ДОМ С ДВУМЯ ВЫХОДАМИ