Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
— Спрячь когти, тигр, прикидывающийся кошкой! — прошептал Шаверни.
Безусловно, молчание таинственного голоса было в высшей степени ловким ходом. Поскольку голос молчал, принцесса не могла ответить, и взбешенный Гонзаго утратил осторожность. Лицо его было бледно, глаза налились кровью.
— Она где-то поблизости, и вам могут ее показать, — процедил он сквозь зубы. — Вам так сказали, не правда ли? Она жива? Отвечайте же, сударыня! Она жива?
Принцесса оперлась одной рукой на подлокотник кресла. Она отдала бы два года жизни
— Отвечайте! Отвечайте! — настаивал Гонзаго. И судьи вторили ему:
— Отвечайте, ваша светлость!
Аврора де Келюс, затаив дыхание, прислушивалась. Почему оракул медлит с ответом?
— Сжальтесь! — прошептала она, полуобернувшись назад. Портьера чуть заметно колыхнулась.
— Да как она сможет ответить? — шумели приспешники.
— Она жива? — почти безнадежно шепотом спросила Аврора де Келюс у оракула.
— Жива, — ответил тот.
Аврора де Келюс воспрянула, лицо ее осветилось безумной радостью.
— Да, жива! Жива! — выкрикнула она. — Жива вопреки вам и благодаря Божьей опеке!
Все в зале вскочили с мест. Страшное возбуждение охватило присутствующих. Приспешники Гонзаго наперебой кричали, требуя справедливости. На скамье королевских комиссаров шло совещание.
—Я ведь вам говорил, герцог, говорил! — обратился кардинал к своему соседу. — Но мы еще не все знаем, и я начинаю думать, что принцесса ничуть не сумасшедшая.
Среди всеобщего замешательства голос за портьерой произнес:
— Сегодня вечером на балу у регента к вам подойдут и произнесут девиз де Невера.
— И я увижу дочь? — пролепетала принцесса, едва не лишившись чувств.
Из-за портьеры донесся едва слышный звук закрывающейся двери. И все. Было самое время. У Шаверни, любопытного, как женщина, возникло подозрение, и он проскользнул за спиной кардинала де Бисси. Он резко приподнял портьеру, за ней никого не было, но принцесса приглушенно вскрикнула. Этого оказалось достаточно. Шаверни распахнул дверь и углубился в коридор.
В коридоре было темно, так как уже начинало смеркаться. Шаверни никого там не увидел, только в конце галереи ковылял на кривых ногах горбун; почти тотчас же он исчез, спокойно сойдя по лестнице.
Шаверни задумался.
«Видно, кузен решил сыграть какую-то скверную шутку с дьяволом, — решил он, — но дьявол отыгрался».
А в это время в зале члены совета по знаку президента де Ламуаньона заняли свои места; Гонзаго сделал страшное усилие, чтобы овладеть собой. С виду он выглядел совершенно спокойным. Поклонившись совету, он сказал:
— Господа, мне было бы неудобно добавить еще хоть слово. Решайте, прошу вас, спор между ее светлостью принцессой и мной.
— Давайте обсудим, — послышалось несколько голосов. Господин де Ламуаньон поднялся и накрыл голову.
— Принц, — начал он, — королевские комиссары после того, как они выслушали господина кардинала, защищающего
— Согласен, — поспешно произнес Гонзаго. — У меня будет доказательство.
— Со мной будет моя дочь и доказательство, — одновременно с ним проговорила принцесса. — Я согласна.
Королевские комиссары тотчас же поднялись.
— Для вас, бедное дитя, я сделал все, что мог, — обратился Гонзаго к донье Крус, передавая ее попечению Пероля. — Теперь один только Бог может вернуть вам сердце вашей матери.
Донья Крус опустила вуаль и удалилась. Но прежде чем переступить порог, она вдруг раздумала и устремилась к принцессе.
— Сударыня! — воскликнула она, схватив руку Авроры де Келюс и поцеловав ее. — Независимо от того, мать вы мне или нет, я все равно почитаю вас и люблю!
Принцесса улыбнулась и коснулась губами лба девушки.
— Ты ни в чем не виновата, дитя, — сказала она. — Я это вижу и не сержусь на тебя. Я тоже люблю тебя.
Пероль увел донью Крус. Благородное общество, недавно заполнявшее залу, разошлось. Быстро темнело. Гонзаго, только что проводивший королевских судей, возвратился в залу как раз в тот момент, когда принцесса, окруженная служанками, выходила.
Подчинившись властному жесту принца, служанки отошли в сторону. Гонзаго приблизился к принцессе и с обычной для него высокомерной учтивостью склонился, чтобы поцеловать ей Руку.
— Итак, сударыня, — непринужденным тоном задал он вопрос, — между нами отныне война?
— Я не собиралась нападать, сударь, — ответила Аврора де Келюс, — я защищаюсь.
— Ради Бога, не будем сейчас спорить, — бросил Гонзаго, с великим трудом скрывающий под холодной вежливостью ярость, что переполняла его сердце, — я хотел бы избавить вас от этой бесполезной неприятности. Но, кажется, у вас, сударыня, появился таинственный покровитель?
— Со мною, сударь, милосердие Божие, всегдашняя опора матерей.
Гонзаго усмехнулся.
— Жиро, — обратилась принцесса к наследнице поста Мадлен, — велите приготовить мои носилки.
— Что, в церкви Сен-Маглуар поздняя вечерня? — поинтересовался удивленный Гонзаго.
— Не знаю, сударь, — безмятежно сказала принцесса, — я не собираюсь в церковь Сен-Маглуар. Фелисите, принесите мои драгоценности.
— Ваши бриллианты, сударыня? — с насмешкой уточнил принц. — Неужели двор, который так давно сожалеет, что не видит вас, наконец-то будет иметь счастье лицезреть вашу светлость?