Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
Вошел лакей. Он принес охранную грамоту, подписанную министром Лебланом и господином де Машо. Регент собственной рукой заполнил пустые места и начертал подпись.
— Господин де Лагардер, — говорил он при этом, — не совершил преступлений, которые нельзя было бы простить. Когда дело касалось дуэлей, покойный король совершенно справедливо был суров. Но сейчас, слава Богу, нравы изменились, рапиры гораздо лучше чувствуют себя в ножнах. Помилование господину де Лагардеру будет написано завтра, а пока вот охранная грамота.
Горбун протянул руку. Однако регент не спешил вручить ему документ.
— Предупредите господина де Лагардера, что любое насилие с его стороны прекращает действие этой грамоты.
— Время насилия кончается, — с некоторой даже торжественностью произнес горбун.
— Что вы подразумеваете под этим, сударь?
— Подразумеваю, что шевалье де Лагардер еще два дня не сможет согласиться на это условие.
— Но почему? — надменно и с некоторой подозрительностью осведомился регент.
— Потому что это противоречит его клятве.
— Он что же, поклялся не только заменить ребенку отца?
— Он поклялся отомстить за Невера, — произнес горбун и умолк.
— Продолжайте, сударь, — потребовал регент.
— Шевалье де Лагардер, — вновь заговорил горбун, — унося ребенка, крикнул убийцам: «Вы все умрете от моей руки!» Их было девять. Семерых шевалье опознал, и теперь все они мертвы.
— От его руки! — побледнев, прервал регент. Горбун в знак подтверждения поклонился.
— А двое остальных? — спросил регент. Горбун пребывал в явной нерешительности.
— Монсеньор, правители государств не любят, когда некоторые головы падают на эшафоте, — произнес он наконец, глядя в лицо регенту. — Шум, который они производят при падении, колеблет трон. Господин Лагардер предоставляет выбор вашему высочеству. Он поручил мне сказать вам: «Восьмой убийца всего лишь слуга, и господин де Лагардер не принимает его во внимание. Девятый — господин, и он должен умереть. Если вашему королевскому высочеству не захочется прибегать к услугам палача, вы дадите этому человеку шпагу, а все прочее — дело господина де Лагардера. Регент протянул горбуну охранную грамоту.
— Дело это правое, — промолвил он, — и я иду на него в память о моем несчастном друге Филиппе. Если господину де Лагардеру нужна помощь…
— Монсеньор, господин де Лагардер просит у вашего королевского высочества только одного.
— Чего же?
— Сдержанности. Одно неосторожное слово может все погубить.
— Я буду нем.
Горбун отвесил глубокий поклон, спрятал сложенную охранную грамоту в карман и направился к двери.
— Итак, через два часа? — спросил регент.
— Через два часа. Горбун удалился.
— Ну что, малыш, ты получил все, что хотел? — поинтересовался старый привратник Лебреан, увидев выходящего горбуна.
Тот сунул ему в руку двойной луидор.
— Да, а сейчас я хочу полюбоваться празднеством.
— Черт побери! — воскликнул Лебреан. — Отличный из тебя будет танцор!
— А еще я хочу, — продолжал горбун, — чтобы ты дал мне ключ от своей парковой дорожки.
— Зачем он тебе, малыш?
Горбун сунул ему второй двойной луидор.
— У этого коротышки забавные фантазии, — заметил Лебреан. — Ладно, вот тебе ключ.
— Еще я хочу, — не унимался горбун, — чтобы ты отнес в сторожку сверток, который я доверил тебе сегодня утром.
— А я получу за это еще один двойной луидор?
— Вот тебе два.
— Браво! Вот это называется приличный человек! Убежден, у тебя там любовное свидание.
— Возможно, — улыбнувшись, бросил горбун.
— Эх, будь я женщиной, я любил бы тебя, несмотря на твой горб, ради твоих двойных луидоров. Но чтобы пройти туда, нужно приглашение, — вспомнил Лебреан. — Караулы французских гвардейцев шутить не станут.
— Приглашение у меня есть, — успокоил его горбун. — Принеси только сверток.
— Сию минуту, малыш. Ступай "по коридору, поверни направо, вестибюль освещен, а там спустишься с крыльца. Весело тебе развлечься, и желаю удачи!
3. ПАРТИЯ В ЛАНДСКНЕХТ
Гости толпами прибывали в сад. В основном они сосредоточивались возле поляны Дианы, рядом с которой располагались покои его королевского высочества. Всем хотелось знать, почему регент заставляет себя ждать.
Всяческие заговоры нас с вами не интересуют. Интриги герцога Мэнского и его супруги принцессы или же происки партии Виллеруа и испанского посольства и связанные с ними многочисленные драматические события не являются предметом нашего повествования. Мы лишь заметим походя, что регент был окружен врагами. Парламент ненавидел и презирал его настолько, что при всяком удобном случае оспаривал его решения; духовенство относилось к нему враждебно из-за расхождений в вопросах государственного устройства; старые боевые генералы не ставили его ни в грош из-за его мирной политики; и даже в регентском совете он постоянно испытывал сопротивление некоторых его членов. Поэтому финансовые нововведения Лоу бесспорно были для регента большой поддержкой в противоборстве с общественным мнением, сложившемся не в его пользу.
Никто, кроме принцев крови, не мог питать живую личную неприязнь к этому, в общем, «никакому» человеку, в сердце которого не было ни крупицы злобы, но доброта которого была несколько беспечной. Ненавидят лишь тех, к кому можно испытывать сильную любовь. А у Филиппа Орлеанского были приятели по развлечениям, но не было друзей.
С помощью банка Лоу покупались принцы. Слово кажется грубоватым, однако неумолимая история не позволяет воспользоваться другим. За принцами следовали герцоги, и таким образом принцы крови оставались в изоляции, утешаясь лишь редкими визитами к «свергнутой старушке», как называли тогда госпожу де Ментенон.