Горбун лорда Кромвеля
Шрифт:
– Вы в этом уверены, сэр?
– Еще как уверен! И ты тоже верь в лучшее, Марк, верь и молись. Я не могу позволить себе предаваться сомнениям. Слишком многое поставлено на кон.
– Простите, что расстроил вас, сэр, – пробормотал Марк, вновь поворачиваясь к огню.
– Я ничуть не расстроен. Я хочу лишь, чтобы ты относился к моим словам с полным доверием.
Спина моя мучительно ныла. Некоторое время мы сидели молча; за окнами сгущались сумерки, и в комнате становилось все темнее. На душе у меня было неспокойно. Я был рад, что откровенно поговорил с Марком; я искренне верил во все то, что сказал ему. И все же слова брата
ГЛАВА 17
Внезапно я почувствовал, как Марк трясет меня за плечо; должно быть, я задремал, устроившись на подушках у огня.
– Сэр, пришел брат Гай.
Лекарь стоял в дверях, глядя на меня сверху вниз; я торопливо поднялся на ноги.
– Я должен вам кое-что сообщить, сэр. Аббат приготовил документы относительно продажи земель, о которых вы говорили. К тому же он хочет показать вам некоторые письма, которые необходимо отправить. Вскоре он будет здесь.
– Спасибо, брат Гай.
Монах не сводил с меня внимательных глаз, перебирая длинными темными пальцами веревку, подпоясывавшую его сутану.
– Вскоре я уйду в церковь, на заупокойную службу по Саймону Уэлплею. Сэр, я чувствую, что мой долг – рассказать аббату о том, что Саймон, скорее всего, был отравлен.
– Повремените немного, брат Гай, – попросил я. – Чем меньше людей будет знать о наших подозрениях, тем лучше. Это даст мне существенное преимущество.
– Но аббат непременно спросит, что послужило причиной смерти Саймона.
– Скажите ему, что не сумели определить.
Брат Гай провел рукой по выбритой макушке. Когда он вновь заговорил, в голосе его звучала неподдельная тревога.
– Но, сэр, этой ночью нам предстоит молиться об упокоении души Саймона Уэлплея. Должны ли мы просить Господа принять душу убиенного или же опочившего от недуга? Несчастный мальчик умер без исповеди и последнего причастия, что само по себе опасно для его души.
– Господь все видит и все знает. И лишь от Его воли зависит, попадет ли мальчик на небеса. Наши молитвы ничего не изменят.
Лекарь явно хотел продолжить спор, но тут в коридоре раздались шаги, и в комнату вошел аббат. За ним следовал слуга, который нес большую кожаную сумку. Аббат Фабиан выглядел постаревшим и осунувшимся, потухший его взгляд свидетельствовал об усталости и дурном расположении духа. Брат Гай поклонился своему патрону и вышел.
– Сэр, я принес документы относительно продаж
– Благодарю вас, господин аббат. Положите сумку на стол, – кивнул я слуге.
Аббат, словно в нерешительности, потирал руки.
– Могу я узнать, сэр, насколько удачным оказался ваш визит в город? – спросил он наконец. – Удалось ли вам что-нибудь узнать?
– Да, кое-что. Каждый день приносит все новые подозрения, отец аббат. К тому же сегодня я имел удовольствие побеседовать с братом Джеромом.
– Надеюсь, он вел себя должным образом и…
– О, разумеется, он вел себя должным образом, то есть так, как ведет себя всегда. Иными словами, он осыпал меня оскорблениями. Думаю, ему следует и впредь оставаться в своей келье.
Прежде чем вновь заговорить, аббат смущенно откашлялся.
– Недавно я получил письмо, – потупившись, пробормотал он. – Оно там, вместе с другими письмами. Старый друг, монах из Бишема, сообщает мне, что, согласно сведениям, полученным им из монастыря в Льюисе, условия добровольного упразднения монастырей сейчас обсуждаются в кабинете главного правителя.
– Вижу, связь между английскими монахами работает бесперебойно, – ответил я с холодной улыбкой. – Впрочем, так было всегда. Что ж, господин аббат, думаю, я не поступлюсь против истины, если скажу: Скарнси далеко не единственный среди монастырей, что запятнали себя недостойными деяниями. И далеко не единственный среди монастырей, которым, по убеждению лорда Кромвеля, лучше прекратить свое существование.
– Наш монастырь отнюдь не запятнал себя недостойными деяниями, сэр, – с легкой дрожью в голосе произнес аббат. – До той поры, пока сюда не явился эмиссар Синглтон, жизнь наша протекала в мире, спокойствии и благочестии!
Я метнул на аббата гневный взгляд. Он прикусил губу и судорожно вздохнул. Этот человек не на шутку испуган, решил я про себя. От страха ему изменила обычная рассудительность. Надо признать, у аббата были причины для смятения; ведь прочный и безмятежный мир, в котором он провел столько счастливых лет, начал угрожающе трещать по швам.
– Простите, господин Шардлейк, я забылся, – умоляюще вскинув руку, пробормотал аббат. – В последнее время на меня навалилось столько неприятностей!
– Тем не менее, господин аббат, вам следует думать о том, что вы говорите.
Я вновь прошу извинить меня.
– Хорошо, забудем об этом.
Аббат, казалось, взял себя в руки.
– Господин Гудхэпс собирается оставить нас завтра, сразу после похорон эмиссара Синглтона, – сообщил он более спокойным тоном. – Заупокойная месса начнется через час и продолжится всю ночь. Вы будете присутствовать?
– Вы будете служить заупокойную мессу над двумя усопшими одновременно? Над эмиссаром Синглтоном и послушником Саймоном Уэлплеем?
– Нет, так как один из них был духовным лицом, а другой – светским, службы будут проходить раздельно. Часть братьев будет молиться о спасении души эмиссара, часть – о спасении души послушника.
– Значит, всю ночь братья будут молиться над усопшими, а освященные свечи в церкви – отгонять злых духов? – осведомился я.
– Такова сложившаяся веками традиция, – в некотором замешательстве ответил аббат.