Гордость Карфагена
Шрифт:
— Наверное, именно поэтому он и хочет атаковать Сагунтум, — сказал Магон. — Ганнибал решил показать нашим новым союзникам, что мы можем сплотиться против общего врага. Это снимет с них позор и взвалит его бремя на другой народ.
Гасдрубал поднял голову и с одобрением посмотрел на брата. Затем он продолжил завязывать сандалии.
— Похоже, ты прав. В любом случае, Ганнибал ступает впереди рассудка. Нам остается лишь догадываться о смысле его действий. Но только будь начеку! Иначе обнаружишь, что тебя обручили с дочерью какого-нибудь вождя. Самый лучший способ добиться их расположения — это породниться с ними.
— В твоих устах это звучит как настоящая беда. Между прочим, Ганнибал и сам так поступил.
— Верно подмечено. Но не все дочери местных вождей похожи на Имилце. Говоря по правде, брат, мне нравится эта страна. В отличие от Карфагена, я чувствую себя здесь как дома. Кельтиберийцы могут быть хорошими союзниками и потрясающими врагами. Я даже готов признать, что их бледные женщины не лишены достоинств. Магон, ты не поверишь, с какой проказницей я спутался недавно. Она прекрасна! Серебристые глаза, нежный голос и рот прирожденной кокетки. Она выделывает такие вещи, которые заставили бы египтян покраснеть. Видел бы ты ее фокус со связкой бусин...
Глаза Гасдрубала закатились от восторга. Он откинулся на каменную стену и на миг потерял нить разговора.
— У меня даже нет слов. Только не подумай обо мне плохого.
— Это любовь или просто очередное увлечение? — спросил Магон.
— Это любовное увлечение. Увлечение любовью.
Два брата направились к спиральной каменной лестнице, ведущей на верхний уровень крепости, где была назначена встреча генералов. Круглую платформу башни окольцовывал бортик высотой по пояс. Отсюда открывался вид на крепость и лазурное море, простиравшееся до горизонта. Холодный и злобный ветер подгонял братьев в спину. Было неуютно, но Ганнибал планировал обсудить вопросы, о которых не хотел распространяться публично. И здесь они находились вдали от подслушивающих ушей.
Многие офицеры все еще отдыхали после похода на Арбокалу . Естественно, их встревожил столь скорый созыв военного совета. Но они ничем не выдавали своего удивления. Генералы поднимались на башню в сопровождении своих оруженосцев. На лицах воинов разного цвета кожи отражалось настроение, соответствующее их темпераментам.
Махарбал, капитан нумидийской кавалерии, взошедший на платформу башни, сохранял суровый вид. Длинные волосы, перевязанные лентами, ниспадали на спину волнистыми прядями. Темная кожа имела красноватый оттенок, словно пропеклась на солнце и раскалилась под грубым толстым плащом. Его тонкий заостренный нос и выступавший вперед подбородок как будто специально были предназначены для того, чтобы лучше рассекать на скаку встречный ветер. Капитан действительно славился быстротой и маневренностью.
— Этот новый военачальник послан царем Гайей Массилиотским, — пояснил Гасдрубал. — Он знаток лошадей и мастерски командует своими людьми. Они восхищаются им почти так же, как Ганнибалом. На мой взгляд, у него слишком много власти, но он доказал нам свою верность. Мы были бы безногими без нумидийской конницы.
Адгербал, главный инженер, пришел раньше всех. Его карфагенская туника трепетала на ветру свободными складками. Упершись ладонями в каменный бортик, мужчина осматривал город, который он помог построить. Его пристальный взгляд перемещался так, словно в его мозгу производились вычисления, чтобы что-то поправить или изменить, даже в те мгновения, когда он улыбался, говорил или слушал своих собеседников. С некоторых пор его знание архитектуры и законов физики использовалось для разрушения городов, а не для их созидания.
— Если мы начнем осаду Сагунтума, то победу нам смогут обеспечить лишь его машины, — прокомментировал Гасдрубал .
Незадолго перед назначенным временем на встречу прибыли другие офицеры. Сначала появился молодой Карфало, который командовал легкой кавалерией под началом Махар-бала. Затем пришли Бостар и Бомилькар. Первый был секретарем Ганнибала, второй — его любимым генералом. Синхал, самый старый в свите, служил хирургом Баркидов еще во времена Гамилькара. Он отличался от других тощим телом, тонкими интеллигентными чертами лица и египетским происхождением. Спокойные глаза и полные губы придавали лицу врача сходство с маской, которая скрывала эмоции и мысли. Его сопровождал муж по имени Вандикар. Он родился в далекой Индии и служил в армии Ганнибала главным погонщиком слонов. Его кожа была гораздо темнее, чем у карфагенян; прямые густые волосы лоснились от масла. За каждым из участников совета следовали оруженосцы и помощники — такие же безмолвные тени, как бесстрастный Ноба, доверенные друзья и закаленные в битвах солдаты. Некоторые из них были свободными людьми, другие оставались рабами.
Гасдрубал знал этих офицеров по критическим мгновениям битв и по пирам в часы досуга. Он приветствовал их кивками и легкой усмешкой. В его движениях и позе сквозила важность молодого льва, уверенного в своем месте среди равных по рангу. Однако, увидев черную гриву еще одного генерала, он стал вести себя скромнее. Еще бы! Это был Мономах. Легендарный воин осмотрел собравшихся пренебрежительным взглядом, который коснулся каждого, но ни на ком не задержался, словно никто из них не вызывал у него достаточного интереса. Холодные, навыкате, глаза Мономаха казались слишком большими для его лица. Или, возможно, они выглядели такими из-за сморщенных щек и вялых поджатых в линию губ.
Бойкость Гасдрубала испарилась. Он пригнулся к брату и чуть слышно прошептал:
— К нам явилось существо более древнее, чем остальные люди.
Произнося это, он старался не смотреть на человека, о котором шла речь.
— Я помню его, — ответил Магон. — Его имя Мономах, он создал особый кодекс воина. Путь льва, не так ли?
Гасдрубал кивнул.
— К сожалению, он не стал умнее после этого. Мономах посвятил свою жизнь Молоху, пожирателю детей. Говорят, что у него было много противников, но он оставил в живых лишь нескольких из них. Хорошо, что он сражается за нас. Спасибо и на этом.
Ганнибал взлетел на платформу как вихрь. На нем были кожаные латы, в которых он иногда упражнялся в боевых искусствах. Блестящий черный цвет придавал им сходство с кованым железом. Его красный плащ ниспадал на землю. Руки и ноги ниже бедер оставались обнаженными. Казалось, что он пришел с тренировки — все еще румяный и разгоряченный. Обменявшись с ним взглядом, Гасдрубал почувствовал тепло на лице, улыбка его брата была подобна лучу солнца, пронзившему тучи. Следом за ним появился Ганнон. Он кивнул младшим братьям, затем скрестил руки и выжидающе остановился чуть поодаль. Когда Ганнибал заговорил, его голос зазвучал ясно и громко, несмотря на ветер, пытавшийся заглушить его слова.
— Давайте вспомним на миг о величии нашего народа и о долге, который мы исполняем в Иберии, — сказал он. — Преодолев опасности и пережив предательства, мы создали одну из величайших империй мира. Подняв народ из бедности, мы сделали его богатым. Наш народ оправился от поражений и идет теперь от победы к победе. Мы можем гордиться собой. Все это произошло благодаря моему отцу Гамилькару и зятю Гасдрубалу Красивому. Они проложили путь. Их труд стал хорошим началом, но он еще не завершен. Когда они ушли к Ваалу, их дело унаследовали мы, и нам предстоит воплотить в реальность мечту наших предшественников. Мы по-прежнему имеем врага — единственного и грозного недруга, не похожего на остальных. Вы знаете, о ком я говорю... Это не греки, с которыми мы часто сражались в прошлом. Это не кельты, все еще непокорные на севере Иберии. Это даже не жители Сагунтума, о которых мы еще поговорим. Сейчас я имею в виду логово воров и пиратов, называемое Римом. Нужно ли мне перечислять их преступления, совершенные против нас?