Гордость Карфагена
Шрифт:
Когда перевод его слов завершился, и толпа, наконец, замолчала, Ганнибал заговорил под ритм пульсирующего топота, который по-прежнему поддерживали ливийцы.
— Пусть отныне будет известно! Когда этот город падет, он достанется воинам, которые захватят его! То, что вы найдете там — золото, монеты, драгоценности и оружие, — все станет вашим! Мужчины, дети, женщины! Ганнибал ничего не возьмет для себя. Мы отправим положенную дань Карфагену, чтобы его жители могли оценить наш труд, и какая-то часть пойдет на содержание армии. А все остальное Ганнибал отдаст тем смельчакам, которые возьмут этот город. Вы можете поступать с его жителями как пожелаете. Осада длилась слишком долго. Давайте разрушим Сагунтум и покончим с ним раз и навсегда!
Рев одобрения раздался еще до того, как был закончен перевод. Те, кто понимал карфагенский язык, закричали первыми. Остальные присоединились к ним, даже не разобравшись полностью в том, что им было предложено. Они уловили общий смысл слов и выплеснули свою радость, отложив подробности на более поздний срок. В тот день армия Ганнибала атаковала Сагунтум с таким энтузиазмом, который буквально ошеломил защитников. Солдаты Карфагена взбирались на стены, как будто научились цепляться за гладкий камень. Жители Сагунтума бросали в них копья и пылающие факелы. Тела горели, их пронзали стрелы; черепа раскалывались с треском; руки и ноги отсекались мечами. Но стоило воину упасть, как через него перешагивал другой, карабкаясь вверх и вперед, к богатствам города. И, наверное, каждый солдат понимал, что тело, через которое он переступал, означало увеличение его собственной доли наживы.
Дух храбрости овладел всей армией. Тем более что Ганнибал был в первых рядах. Позже многие люди заявляли, что сражались бок о бок с ним в течение дня. Когда стенобитный таран оттащили назад, он прокричал яростный клич и повел отряды к основанию стены. Солдаты видели, как он взобрался на нижнюю часть лестницы и едва успел спрыгнуть вниз, отскочив от бревна, которое упало сверху. Оно разбросало людей перед ним и за его спиной, оставив после себя раздавленные трупы и раненых с поломанными ребрами. После прыжка с высоты на обломки стены он захромал. Магон убедил его сесть на коня. Последовав совету брата, Ганнибал в сопровождении свиты подъехал обратно к стене. И там, в месиве плоти, бесстрастная рука судьбы коснулась его так, как никогда не задевала прежде.
В безумной суматохе штурма он выкрикивал приказы, конь кружился под ним, вокруг бежали люди. Вот, наверное, почему Ганнибал не заметил копья, брошенного в него с высокой башни. Он не видел пальцев, которые направили снаряд, не слышал слов, слетевших с губ того мужчины. Наконечник имел в длину четыре фута, за ним следовала прослойка из материи, смазанная смолой и уже пылавшая огнем, а далее начиналось десятифутовое древко, придававшее оружию смертоносный вес при падении. Огромное копье описало огненную дугу, сначала поднявшись в воздух, затем потеряв горизонтальную скорость и повернувшись к земле, чтобы отдаться силе притяжения. Пока оно было в воздухе, конь Ганнибала петлял, вставал на дыбы и галопировал на неболь шие расстояния. Командир мог легко оказаться в десятке ярдов от копья, и оно вонзилось бы в землю. Это обеспокоило его позже, как некое предвестие, связанное с волей богов или с планами судьбы, хотя он никогда не обсуждал эту тему с другими людьми.
Охранник из свиты запоздал с предупреждением, и его окрик остался неуслышанным. Наконечник копья пробил бедро Ганнибала, прошел через мышцы и плоть, через кожу седла, сломал два ребра жеребцу и застрял глубоко внутри, нанеся животному смертельную рану. Конь умер стоя. Ганнибал яростно заколотил ладонями по горящей смоле на древке, как будто он мог справиться с огнем незащищенной кожей. Затем командир почувствовал, что конь начал падать. Чтобы не оказаться раздавленным, он принял единственно правильное решение.
Когда скакун повалился на бок, Ганнибал склонился в другую сторону. Острые грани наконечника рассекли мышцы, задержались на миг под тонкой лентой сопротивлявшейся плоти, затем порвали ее и высвободились из ноги. Оказавшись сверху упавшего коня, командир попытался спрыгнуть с него, но из-за раны и онемения ему удалось лишь сместиться к крупу. В этот момент животное, прощаясь с миром, конвульсивно взбрыкнуло ногами и выбило воздух из Ганнибала, на миг превратив его легкие в бесполезный орган. Сила удара подняла его в воздух и перебросила через головы людей, бежавших к нему на помощь. Когда после недолгих кувырков и скольжения по земле командир замер в жалкой позе, свернувшись в комок, он понял, что уже никогда не сможет стоять перед Имилце с таким гордым достоинством, как в прошлом. Его тело уже не было идеальным. Эта мысль ошеломила Ганнибала больше, чем боль; больше, чем близость смерти, которая прошла от него в нескольких дюймах, задев наконечником копья одну его часть тела и не попав в другую.
Когда посыльный нашел его, Магон находился на дальней окраине лагеря, проверяя качество и количество бревен, недавно срубленных для осадных механизмов. Он тут же отправился в путь, проезжая через части лагеря, которые прежде никогда не осматривал: палаточные бивуаки и стоянки различных племен, где каждый народ придерживался своих обычаев и жил по собственным законам. Он проскакал мимо лачуг обозников — приземистых жилищ, сплетенных из ветвей, сложенных из глины и навоза и занавешенных шкурами. Он пронесся мимо нескольких открытых рынков, где на кольях свисали подвешенные туши животных, облепленные мухами. Земля под ними была завалена отбросами. В воздухе распространялась вонь гнилого мяса и рыбьих внутренностей. Хаотичный многонациональный быт лагеря изобиловал женщинами — поварихами, проститутками, служанками, женами и сестрами, и даже дочерьми — особенно из кельтиберийских племен, которые находились недалеко от дома. Среди них мелькали дети: те же уличные беспризорники, которые жили на улицах городов — быстрые, проворные и взрослевшие под ногами у воинов. Проходы между палатками и навесами патрулировались вездесущими бродячими собаками, с тонкими ногами и короткой шерстью, без признаков какой-либо породы. Как и детям, им как-то удавалось существовать между неумолимых жерновов войны. Порядок здесь почти отсутствовал, но каждая душа на многие мили вокруг знала имя Ганнибала Барки.
Лишь некоторые из них узнавали Баркида, скакавшего позади посланника, который сопровождал его. В последнее время Магону пришлось взвалить на себя огромный груз ответственности. Он вел повседневные записи всех примечательных событий, включая систематизацию инженерных отчетов от Адгербала и ведение дисциплинарных дел в различных частях армии. Он решал споры от имени Ганнибала и разбирался в драках солдат, которые в пылу раздражения поворачивали свой гнев друг против друга. Кроме всего прочего, Магон отвечал за пополнение припасов Вандикара — главного объездчика слонов, чьи питомцы использовались в осадных работах еще более напряженно, чем люди.
Выполняя возложенные на него задачи, Магон постоянно находился среди солдат. Он проверял тараны и катапульты, оценивал выучку офицеров, отвечавших на его вопросы. По-началу юноша немного робел в общении с людьми, которые были старше по возрасту и опытнее его. Они хмурили брови и часто не желали выражать свое истинное мнение по интересовавшим его вопросам. Каждый вечер, завершив работу, Магон подводил итог дня и отмечал, где и когда допускал ошибки или слабость. Однажды утром он сдернул Карфало с коня, прижал молодого генерала к земле и придавил его грудь коленом. Днем раньше тот не выполнил приказ Магона, посчитав его нижестоящим по званию. Не прошло и вечера, как младший из Баркидов придумал ответ. Это стало сюрпризом для многих, включая Карфало. Лишь некоторые еще не поняли, что Магон уже вырос и превратился в генерала, достойного своей семьи.
Кивнув охранникам, стоявшим у палатки Ганнибала, он тихо прошел мимо них, откинул занавес и погрузился в сырой полумрак, насыщенный запахом благовоний и пота, миазмами истощения, крови и уксуса. Когда его глаза привыкли к царившему здесь сумраку, он увидел немногочисленные предметы мебели. В центре находился деревянный стол, окруженный отодвинутыми стульями и заваленный картами и свитками. За ним у задней стены располагалась небольшая кровать, на которой лежал Ганнибал. Приподнявшись на локте, командир наблюдал за действиями лекаря Синхала, рядом с которым, держа в руках мерцавшую лампу, стоял его помощник.