Гордость Карфагена
Шрифт:
Магон поднял голову от утренней корреспонденции. В ответ он нахмурил брови. В его глаза появились искры нервозности. Точнее, лживости, подумал нумидиец.
— Какие новости ты получил?
— Ты знаешь, какие! Я сказал бы, что небо упало на мою неприкрытую голову!
Его гнев смутил Магона. Он еще больше нахмурился, а затем отбросил притворство.
— Я только сегодня узнал об этом. Клянусь богами, Маси-нисса, я не участвовал в их соглашении. Сифакс увидел возможность и ухватился за нее. Но только не делай поспешных выводов. Мы все еще можем уладить...
— Как? Как что-то улаживать, когда у меня отняли все, что я имел? Мой отец умер! Я больше не сын и не жених. Теперь другой мужчина затащит Софонисбу в постель и будет трахать ее, пополняя число моих врагов. Вместо наших детей она будет рожать ливийцев — тварей, которые уже воют от жажды моей крови. Как это можно уладить? Сделанного зла не исправишь. Его можно лишь преодолеть. Я отказываюсь сражаться в твоей армии. Мне нужно немедленно покинуть Иберию...
— Ты не можешь так поступить! — вскочив на ноги, вскричал Магон. — Не глупи, Масинисса. Я знаю, твоя кровь горяча. Прости меня за то, что они поступили с тобой таким образом. Это было сделано без моего ведома. Ни Ганнон, ни Софонисба не предавали тебя. Это козни совета старейшин. Останься со мной, брат, и мы все исправим.
— И снова я задаю тебе тот же вопрос! Как исправим? Ты хочешь воевать вместе со мной, но твой город взял в союзники человека, который собирается забрать себе мое царство! Ты что, не понимаешь меня?
Масинисса яростно заморгал глазами. Драматизм ситуации отражался на его лице непрерывной игрой мимики, как будто он вновь и вновь приходил к новым озарениям, выстраивая факты вместе и нагромождая одну догадку на другую.
— Каким же я был дураком! Софонисба... Она поймала меня в тенета. Она сделала меня псом на привязи Карфагена...
— Нет, брат, это не так! Я знаю, что сердце моей сестры действительно принадлежало тебе. Я видел ее в твоем обществе, видел румянец на ее щеках и радость, которую ты зажег в душе моей сестры. Если она предала тебя, то лишь с ножом у горла. Возможно, у нее просто не было другого выбора. Скажи, что веришь мне, и мы сделаем все возможное и невозможное.
Эмоции, бурлившие в груди Масиниссы, были слишком велики, чтобы сдерживать их. Он схватил Магона за плечи и притянул его к себе с такой свирепостью, что столкновение их нагрудных пластин едва не сбило у него дыхание. Он прижал щеку к бородатому подбородку Магона.
— Мне хотелось бы верить тебе, — произнес царевич. — Однако этим утром с моих глаз сорвали повязку, и я увидел мир по-другому.
— Я не хочу быть твоим врагом, — сказал Магон.
— А я больше не могу быть твоим братом, — прошептал Масинисса. — Ты нравишься мне. Но подумай о моем положении. Я царь без царства и жених без невесты. Я потерял ее, но мне нужно позаботиться о своем народе.
Выйдя из палатки, он считал шаги до своего коня. В любое мгновение мог последовать приказ остановиться. Магон мог поднять воинов Священного отряда, и те немедля повалили бы отступника на землю. Но ни криков, ни приказа не было. Возможно, Магон продемонстрировал ему последний жест братской привязанности или просто проявил непростительную слабость. В любом случае, Масинисса вскоре оказался на гребне холма под охраной своих соплеменников. Почувствовав ветер на лице и быстрого коня под собой, он освежил рассудок и мысли. На следующий день царевич отослал гонца к римлянам. Он поклялся им в верности на тех условиях, которые ранее предлагал Публий, и выдвинул новое требование, чтобы Рим помог ему вернуть царство и победить Сифакса. Он сам удивлялся себе. Союз с римлянами означал войну с Карфагеном. Но его лишили выбора. Царевич Маси-нисса был массилиотом. После смерти отца он стал царем. Как жаль, что он не узнал об этом несколько недель назад. И как странно, что новость, которую ему прошептали в ухо, изменила весь его мир.
Сообщив римлянам о возвращении в свою страну для сбора армии, Масинисса отбыл из Иберии с двумя сотнями самых верных всадников. Он мог бы увести и остальных своих людей, но, несмотря на дружбу с мавританскими торговцами и моряками, отсутствие свободных кораблей и времени не позволило ему сделать этого. Он хотел послать гонца к Махарбалу и попросить его покинуть Ганнибала и вернуться в Нумидию. К сожалению, у него не хватило денег для обеспечения такой миссии. Он отказался от нее — по крайней мере временно. Возможно, царевич боялся ответа, который он мог получить. Махарбал не знал его. Почему он должен был признавать его царем? Кроме прочего, он должен был как-то убедиться, что послание действительно исходило от Масиниссы.
С того момента, как его нога коснулась африканского берега, события развивались с такой быстротой, что царевич почти не отдыхал. Он спал не больше четверти ночи, и при каждом пробуждении ему чудилось, что переменчивое провидение вкладывало в дни столько событий, сколько могло бы вместить в недели и месяцы. Он высадился на безлюдном побережье к востоку от Гиппо Региуса. Его воины покидали корабли при свете нарастающей луны. Мир был полон теней и света, с малым различием между ними. Песок блестел, как белая кость. Люди и лошади спрыгивали с транспортных судов на мелководье и под напором волн в пене и брызгах выбирались на берег. Кони ржали, мотали головами и взбивали ногами песок. Ни одной посторонней души не было видно на темном берегу. Все шло по плану. Масинисса надеялся, что о его возвращении домой никому не известно.
Однако он вскоре узнал, что Сифакс ожидал его. Получив разрешение Карфагена, ливийский царь призвал народ к войне, собрал солдат со всей своей огромной империи и дал им обычные обещания — богатство, много женщин и власть над Северной Африкой. Он послал в Массилию несколько армий, и те почти без сражения взяли город Туггу, с великой яростью разграбили Заму и набросили сеть ужаса на равнины в верховьях Теллы. Люди Сифакса нашли могилу царя Гайи и осквернили ее. Они сожгли труп на кострище и уничтожили все монументы, поставленные в честь покойного правителя. Сифакс велел поместить свое имя на всем, что некогда принадлежало Гайе. Массилиоты были храбрыми людьми, однако без общего лидера им не удалось противостоять такому нападению. Без защиты Карфагена они вдруг оказались небольшим народом. Прижав их под своей пятой, Сифакс наслаждался триумфом. Он наконец-то утолил голод, который томил его почти всю жизнь. Не успело лето перевалить за середину, как ливийский царь удалился в Цирту, ожидая там новую супругу и те удовольствия, которые он собирался получить от нее.
Масинисса вернулся в страну, пребывавшую в хаосе. Ливийские власти объявили награду за его поимку, как будто он был бандитом или опасным преступником. Сифакс обещал большие деньги за голову царевича, а тому, кто привел бы Масиниссу живым для развлечений царя, гарантировался высокий сан придворного. Десятки отрядов объезжали береговую линию. Один из ливийских капитанов по имени Бакар заметил признаки прибытия мятежного царевича и отправился за ним в погоню. Через три дня на равнинах близ Клапеи он устроил засаду, напал на лагерь Масиниссы и загнал его небольшой отряд в капкан, устроенный из двух тысяч всадников и четырех тысяч пеших воинов. Сражаться с таким количеством врагов не имело смысла, поэтому массилиоты попытались вырваться из окружения. Уйдя от кавалерии, они нарвались на пики пехотинцев и дротики, от залпов которых потемнело небо. Казалось, что на них напала стая барракуд.
К тому времени, когда они прорвались через ряды пехотинцев, их осталось меньше пятидесяти. В тот день им пришлось не только убегать, но и сражаться. Они убивали в три раза больше, чем теряли, но это уравнение вело к поражению. К их чести, массилиоты защищали Масиниссу, не жалея жизни. Вот почему, когда царевич на полном скаку влетел в реку Баградас, с ним было только четверо воинов. Течение подхватило их и понесло по коричневым илистым водам. Они плыли наискось мимо врагов, которые гнались за ними. К счастью, они плыли быстрее, чем всадники Бакара могли перемещаться по пересеченной местности, поросшей колючим кустарником. Несколько ливийских всадников прыгнули в реку следом за ними, но трое из них исчезли под водой. Увидев, что двое людей Масиниссы тоже утонули, Бакар прекратил погоню. Позже царевич узнал, что ливийский капитан объявил его мертвым и отбыл в Цирту для получения награды от Сифакса.