Горе побежденным
Шрифт:
Фелькерзам впервые за долгие месяцы ощутил себя счастливым — эффект «обезболивающего» для него оказался неожиданным и крайне позитивным, даже ошеломительным в какой-то мере. Адмирал отхлебнул еще глоточек, поменьше — стало еще лучше, даже голова от счастья чуточку закружилась. Дмитрий Густавович машинально похлопал себя по карманам, с недоумением посмотрел на стол, и внезапно своей второй памятью вспомнил, что «настоящий» хозяин этого тела был еще и некурящим, а его новая частица во весь голос потребовала папиросу.
И этому желанию следовало потакать — пусть лучше курение медленно убивает, дожить бы до реального
— Владимир Иосифович, у вас папиросы нет?! Я ведь некурящий, но от такой жизни захотелось табаком побаловаться. Да и вы курите, не стесняйтесь. Федор, отдрай иллюминаторы, пусть свежий воздух хлынет. И пепельницу подай, хотя бы блюдце какое, разговор у нас серьезный будет, а на ковер окурки бросать не только моветон и неуважение к кораблю, но так и до пожара дело дойти может. Шучу, кхе-кхе…
Матрос быстро нашел настоящую пепельницу, отдраил иллюминаторы — хлынул солоноватый морской воздух, от которого закружилась голова. И пакостный запах от лекарств и умирающей плоти, что окутывал прежде всю каюту плотной завесой, стал меньше ощущаться. Бэр достал коробку папирос, открыл ее, положил на стол рядом с коробком спичек.
Фелькерзам, вернее уже его вторая составляющая, привычно смял картонный мундштук, и ловко чиркнув спичкой, прикурил папиросу, сделав короткую затяжку, чтобы не закашлять в первый раз — все же тело до этого часа табачком не баловалось. И прикрыл глаза от удовольствия — давно не курил, а тут духовитый крепкий табак.
А перед глазами появилась знакомая картинка — «Ослябя» шел под разрывами японских снарядов не выходя из строя, и уже заметно заваливался на борт. Повреждения, полученные броненосцем в самом начале сражения из-за ошибки Рожественского, оказались для него смертельными. И он погиб первым, открыв длинный список жертв 2-й Тихоокеанской эскадры. И картинка оказалась настолько зримой, что Фелькерзам даже тряхнул головой, отгоняя от своей памяти наваждение.
Бэр курил молча, но внимательно посмотрел на зажатую между пальцев папиросу — картонный мундштук адмирал смял как-то привычно что ли, совершенно обыденно, а ведь Дмитрий Густавович никогда не курил, это было всем известно.
— У меня к вам несколько вопросов, Владимир Иосифович, — негромко произнес Фелькерзам, — но прошу вас распорядиться поднять сигнал для вице-адмирала Рожественского — мне крайне необходимо с ним немедленно встретится сразу после подъема. Нельзя терять время, оно просто драгоценно. И второе — мне необходимо точно знать, какую максимальную скорость может развить ваш броненосец, и как долго сможет ее поддерживать. А также учесть запас угля на «Ослябе». С возможной дальностью плавания, причем шесть часов полного хода сюда не входят — это будет маневрирование и действия в бою. Мне нужно знать точно!
Фелькерзам чуть наклонил голову, и Бэр все моментально понял, затушил папиросу в пепельнице и поднялся из кресла. Встал и адмирал, негромко произнеся странную для командира «Осляби» фразу:
— Все будет совсем иначе, Владимир Иосифович — таких ошибок допускать нельзя. Но время у нас еще есть!
И отпустив Бэра, Фелькерзам тяжело опустился
Глава 8
— Такая сила, и все предрешено. Обреченные на заклание…
Фелькерзам жадно глотая солоноватый морской воздух, внимательно разглядывал черные корпуса кораблей, будто отлитые из металла — приземистые, сильно ушедшие своими большими тушами в свинцовые воды, с дымящимися трубами. Все четыре броненосца 1-го отряда, главная ударная сила эскадры произвели на него ошеломляющее впечатление. Ведь одно дело брать их картинки из собственной памяти — либо виденных наяву самим контр-адмиралом, или по фотографиям и компьютерному моделированию его «альтер эго». И совсем другое, вот так рассматривать, оценивать как бы двумя половинками разума, слитого воедино, видеть почти вблизи, что там за расстояние в пять кабельтов.
Дмитрий Густавович обернулся, совершенно не обращая внимания на соленые брызги, что попадали ему на лицо, и оставляли пятнышки на белоснежном кителе.
Массивный и высокобортный красавец «Ослябя» еле шел вперед по морской глади, фактически полз, зарываясь форштевнем — броненосец недавно принял полный запас угля, а он у него составлял фантастическую цифру в две тысячи тонн. Но, правда, и его котлы поглощали «черное золото» в невообразимом количестве, недаром броненосец называли «пожирателем угля» — больше ста двадцати тонн в день на экономическом ходу в двенадцать узлов. Чуть ли не в полтора раза больше, чем любой представитель 1-го отряда, хотя и те требовали по восемьдесят тонн угля на «прокорм».
Ушедшие в воду гораздо выше ватерлинии «Сисой Великий» и «Наварин» напоминали больше низкобортные мониторы, казалось, что если подбросить на них еще тонн четыреста, то корабли уйдут в пучину, как брошенный в воду камень. А вот концевой во 2-м отряде броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» едва был виден, небольшой корабль как бы спрятался за идущим третьим мателотом.
Без всякого бинокля можно было разглядеть 3-й отряд контр-адмирала Небогатова, бывшую 3-ю Тихоокеанскую эскадру. Все двухтрубные корабли, чуть более массивный флагманский «Император Николай I» впереди с одной-единственной орудийной башней на носу, а за ним, как утята за уткой, следовали три маленьких броненосца береговой обороны. Вдвое меньше его по водоизмещению, а в сравнении с «бородинцами» так втрое — потому башни с 254 мм орудиями виделись просто огромными по размерам, хотя на самом деле они были почти такими, как на «Ослябе».
Транспорты, казалось, заполняли все пространство следом — их было много, два десятка, на их фоне миноносцы выглядели еле различимыми букашками. Да и крейсера было плохо видно, они шли в охранении огромной эскадры, которой предстояло разделить участь «Непобедимой армады». Вот только об этом никто не то что не знал, даже не догадывался, при виде такой силищи все думали, что каких-то японцев можно на счет раз-два просто раздавить и не заметить.
— «Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя», — еле слышно сказал на русском классические слова Фелькерзам, и мысленно повторил их на латыни, добавив несколько фраз из фольклора столетней давности, если отсчет сделать из будущих времен.