Горе побежденным
Шрифт:
- Напрасно, – возразил старшина. – Вас, мы всегда рады видеть в своих рядах. Если не ошибаюсь, ваш батюшка состоял в нашем клубе.
- Так, то - батюшка, а то – я, – засмеялся Вильям Яковлевич. – Куда мне суконным рылом да в калашный ряд.
- Ну, это вы напрасно прибедняетесь, – со знанием дела ответил Сокольский. – Ваше «суконное рыло», как вы изволили выразиться, будет познатнее кое-кого из наших «калашных».
- Уважаемый Александр Львович, – прервал его излияния Собакин, – позвольте мне со своими помощниками пройтись по верхней анфиладе клуба, так сказать, без охраны?
Сокольский с кислой улыбочкой ответил чуть суше, чем требовала учтивость:
- Как вам угодно. Я только подумал, что у вас могут возникнуть ещё какие-нибудь вопросы.
-
Церемонно распрощавшись, старшина ретировался, доведя гостей до внешней лестницы на второй этаж. При этом он поглядел на кого-то невидимого наверху и кивнул головой. В тот же миг дверь второго этажа неслышно отворилась, впуская гостей.
Они опять пошли во «фруктовую», с которой начали повторный обход клуба. Теперь в залах народу прибавилось. В той же «фруктовой», расположилась небольшая компания и приятно угощалась хорошими закусками. В «греческой» зале за шахматной доской сражался бравого вида генерал с седеньким, тщедушного вида, старичком. Причём, бо;льшее подобострастие в общении выказывал военный. К ним был придвинут сервировочный столик на колёсах, где стояли отнюдь не средиземноморские деликатесы, а бутылка коньяку с резаным лимоном. Повторно проходя залы, сыщики уже примечали прислугу. На внутренней белокаменной лестнице на третий, служебный этаж, уборщик с закатанными рукавами усердно тёр пятно на ковровой дорожке. Дверь лакейской стояла приоткрытой, и было видно, как рабочие прибивают к стене дополнительные вешалки. В парадной части клуба, в «портретной», лакеи расставляли ломберные столы, вокруг них крутился маркёр. В бильярдной всё также стучали шары, раздавалась весёлая брань, в жарком воздухе терпко пахло офицерской амуницией - разгорячённые мужчины играли, так сказать, рассупонившись. В библиотеке Ипатов заинтересовался старинными, видимо английскими напольными часами, которые вдруг тяжёлым басом ударили три пополудни под самым его ухом. И как эхо, понёсся по всей анфиладе перезвон других часов клуба. Канделябров остановился перед книжными шкафами и, свернув голову набок, читал корешки книг. Вильям Яковлевич, обежав взглядом читальную залу, вышел из других её дверей и оказался в небольшой комнате, окнами на Тверскую. Вдруг, непонятно откуда, вышел человек в ливрее в обнимку с хрустальными настольными лампами и поставил их на маленькие столешницы у окон. Потом, молча поклонился в сторону гостя, и также беззвучно удалился за тяжёлую бархатную портьеру в углу комнаты. Заглянув туда, сыщик обнаружил лестницу.
- Одно я понял, – сказал Собакин, вернувшись к своим спутникам, - если нам придётся заниматься этим делом, то разбираться, кто и когда вошёл или вышел из «фруктовой» - безнадёжное дело. Здесь ходов, как в кротовой норе, и обслуги столько, что сам чёрт не сосчитает. Придётся идти другим путём.
- Каким? – поинтересовался Ипатов.
- Классическим. Будем выяснять, кому этот алмаз так приспичил, и кто мог рискнуть пойти на такое. Вопрос: почему преступник выбрал Английский клуб? Допустим, он мог видеться с Поливановым только в этих стенах. Может, сыграло свою роль и то, что высшее общество не допустит публичной огласки происшествия и значит, в случае провала, больше шансов уйти от ответственности. Скорее всего, это – член клуба или его служащий. За пару-тройку гостевых визитов в здешнем укладе не разберёшься и детали преступления не разработаешь. Для такой операции нужно быть в этой среде, как рыба в воде и быть хорошо знакомым с Поливановым, чтобы запросто подойти к его столу во время ужина. Такую бестактность может позволить себе только близкий приятель или друг. И потом, ничто не показывает, что кражу, а возможно и убийство, совершил одиночка.
- А вдруг это кто-нибудь из этих, длинноволосых? – предположил Канделябров. – Может, какая-нибудь группировка решила таким случаем опозорить клуб? Много их сейчас развелось революционеров этих, оглашенных.
- Во-первых, сюда, как оказалось, не так-то легко проникнуть чужому человеку. А во-вторых, кой чёрт им сдался Поливанов? Тоже мне – фигура! Если ты этому делу политику пришиваешь, то нынешние террористы устроили бы публичную акцию и обязательно с государственным лицом. Что ж ты думаешь, они не понимают, что в Английский клуб пуля может и влетит, но - с концами, а им нужно, чтобы громыхнуло на всю Россию. Нет, Спиридон Кондратьич, дело в алмазе – это ясно. Похоже, что его владельцу подмешали какой-то отравы в еду и забрали ценность.
- Может, это была большая доза снотворного? – усомнился Канделябров.
- Нет, скорее всего, яд. На лицо явные признаки воздействия на сердечную деятельность. Нет, это - яд, – убеждённо повторил Вильям Яковлевич.
- Врачи нашли смерть естественной, – вставил Ипатов.
- Подвести убийство под естественную смерть не так уж трудно. И яд, при желании, всегда можно достать. Даже из цикуты - кошачьей петрушки - растения, которое растёт под ногами, можно выделить цианид. Подойдёт и зонтичный пятнистый болиголов, который, между прочим, был официальным ядом в Древней Греции. Именно его принял Сократ .
- Да, задача, – вздохнул Канделябров. – Пожалуй, дело может оказаться сложным.
- Не всё же вам с Ипатовым всякой мелочёвкой заниматься, надо, иной раз, и настоящее дело разобрать, – съязвил Собакин.
- Может кольцо найдётся, – понадеялся Александр Прохорович. – Старшины говорят, что у них здесь не воруют.
- И, тем не менее, «Чёрное сердце» пропало.
Вернувшись к себе на Сретенку, сыщики сели обедать. В открытые окна вместе с жаром летнего города врывался грохот торговой улицы. Раздуваемые пыльным ветром, голубые занавески подхватывали от неё густые запахи и с силой вдували их в столовую.
На обед Канделябров подавал отменный борщ с расстегаями от Тестова , жареное мясо с сыром (Спиридон называл его почему-то «гусарской печенью») и воздушную «шарлотку» с яблоками и грушами, которую он испёк собственноручно ещё утром.
Хозяин ел вяло, временами морщась от слишком натуральных запахов Сретенки.
- Послушай, Спиридон Кондратьич, может, лишим себя «освежающего» воздуха, хотя бы на время обеда?- спросил он слугу.
- Так что ж теперь, задыхаться, что ли? – поднял белобрысые бровки Канделябров.
– Говорил я вам, что надо купить усадебку на природе. Жили бы сейчас, как приличные господа, дышали бы себе полной грудью. Так нет, копти тут с вами.
- Надоел ты мне, братец, со своей усадебкой. Ты тут-то еле управляешься с хозяйством, а хочешь взвалить на себя ещё одну обузу. Ну, уж - нет! Мне, в первую очередь, нужен опытный помощник в моей работе, а не эконом пополам с кухаркой. А ты ещё метишь в управляющие.
- Найдём подходящих людей, – не унимался Канделябров, шумно меняя тарелки. – Всё можно организовать в лучшем виде. Сами потом благодарить будете.
- Ты же меня знаешь, – с раздражением ответил Собакин. – Для меня, чужой человек в доме – хуже некуда. Это для меня уже не дом, а - присутственное место. Мне тебя за глаза хватает, да вот ещё Ипатов как-то прижился. Но, это уже предел, понял? А ты мне за собственные деньги предлагаешь приобрести недвижимость, где я появляться-то буду от силы месяц в году, а заботиться об этой усадебке придётся целый год!
- Повторяю вам, можно найти надёжных людей, - продолжал внушать Канделябров. – Привыкните и к ним. К Ипатову же привыкли?
- Я тебе русским языком отвечаю: Ипатов – это предел.
- Нелюдимый, какой! – не мог остановиться ядовитый Спиридон. – А у кого в прошлом году, на масленой неделе о-го-го какой предел жил здесь почитай всю неделю, когда её венчанная половина моталась по уездам с инспекцией?!
- Ну, завёл шарманку. Да, между прочим, если уж речь зашла о гостях. Совсем забыл тебе сказать. С сегодняшней утренней почтой мне пришло письмо от отца Меркурия. По всей вероятности его преподобие скоро пожалует к нам в гости. Готовь ему комнату.