Горец. Кровь и почва
Шрифт:
– Говори прямо.
– Вы тогда окажетесь у меня в подчинении...
– выдохнул я.
– А я не самый снисходительный начальник. Деньги-то не казенные...
– Делов-то куча, - отмахнулся инженер-генерал.
– Я всю жизнь всегда у кого-нибудь да в подчинении. Почему не у тебя? В отличие от некоторых, ты не самодур какой. По рукам?
– По рукам, - мы скрепили ладони пожатием.
– Только бронетехникой теперь будет Вальд заведовать. Меня император на авиацию кинул, чему я откровенно рад. Но сами броневики клепает мой собственный завод.
– Вальд...
–
– Не глянулся он мне. Может он и хороший генерал, но не орел, - выдал начальник генштаба свое заключение.
– Слишком чинопочитателен. Ладно. Время. Я побежал. А вы тут чтобы в полной готовности. А про твою авиацию потом поговорим.
Штур сел в коляску, около которой его ожидали адъютант с ординарцем, и покатил к коробочкам кавалерии.
Не успело затихнуть клацанье подков по брусчатке, как рядом материализовался Вальд.
– Савва, я всегда знал, что ты настоящий друг. Такой подвод дорогого стоит. Как он как начальник?
– Сложный, но работать с ним можно, - ответил я.
– По крайней мере, не самодур. И новшества хорошо воспринимает. Инженер все же.
Прошла техника на параде хорошо. Не сказать что как на Красной площади ''по ниточке'', но годно. Не зря я мехводов гонял как сидоровых коз.
Стоящие на временной, задрапированной тканью патриотических цветов трибуне гости императора впечатлились. Особые восторги раздавал окружающим дипломатический корпус. Но даже те из наших, кто увидел бронеходы вживую только сегодня и делали вид, что для них эта картинка привычная, - понты дороже денег, но вид имели ошарашенный.
Я уже не говорю о простой публике - та просто ревела от восторга лицезрения имперской мощи. Больше нас восторгов досталось только дирижаблям.
Потом был званый пир во дворце Старого города, на который из всей броненосной артиллерии пригласили только меня и Вальда.
Попав в этот дворец, я понял, почему Бисер так заботился о сохранности этих интерьеров. Если что и может их переплюнуть, то дворцы старого Петербурга - Аничков, Зимний, дворец Юсуповых... И то не каждый зал.
Обеденный зал был огромен. Столы стояли в три ряда. Не ожидал я, что у императора будет такая куча нахлебников. В Будвице при дворе у ольмюцкого короля все было устроено намного скромнее, хотя интерьеры выглядели не хуже.
Прежде чем приступили к еде, огласили указ об учреждении памятной медали ''Победителю в Великой войне''. Для фронтовиков в серебре. Для остальных военнослужащих в светлой бронзе. Но награждена будет ею вся имперская армия и гвардии электоров, потому что победу ковали не только на фронте, но и в тылу. Поэтому такая же медаль в бронзе будет выдана всем железнодорожникам и фабрикантам, работавшим на армию. Только вот рисунок на них будет другой. На одной паровоз, на другой коптящие трубы заводов. Отдельная медаль будет для врачей и сестер милосердия госпиталей и санитарных поездов, но ротные санинструкторы и полковые фельдшеры получат армейские медали.
– А вот за победу над гвардейским мятежом наград не будет, - завершил император свою речь.
– Ибо я одинаково скорблю обо всех павших в нем моих подданных, и верных мне, и заблуждавшихся. Все они наши люди. Мое царствование началось с крови, которой я не желал. В том числе и моей крови. Надеюсь, что больше таких трагических событий в империи не будет. А теперь выпьем за единство империи и всех народов ее населяющих. Вместе мы непобедимы! История это уже подтвердила.
Я все хорошо слышал, так как сидел почти рядом с Бисером среди остальных членов ЧК.
Вальда посадили в самом конце правого стола, с генералами, но после придворных. Тут в рассадке за столами давно уже устоявшаяся иерархия. В зависимости от близости к трону, а не от заслуг перед империей.
Ремидий сидел по правую руку от императора на инвалидной коляске, которую наконец-то для него сделали. С алюминием ничего не получилось... Точнее получилось, но выглядело непрезентабельно. Мастера по своей инициативе смастерили коляску из ценных пород дерева с инкрустацией позолоченной бронзой. Сидение и спинка коляски кожаные, набитые прочесанным конским волосом, а на колеса поставили латунные обода для рук. Герцог довольно быстро научился ею управлять. И был очень доволен своей хоть и ограниченной, но мобильностью.
Я подумал, что в загородном дворце Втуца придется пандусы строить. Проблема... как их вписать в законченный интерьер? Кому эту работу поручить?
Потом были тосты инициированные Бисером. За Аршфорта, за Бьеркфорта, За Дзиньфорта, за... кучу чем-либо отличившихся генералов. Меня поднимали дважды - вместе в Вальдом, и вместе с Плотто и Тоном. Длинно тостовали... Даже за отсутствующего Вахрумку был тост.
После тоста за здравие императора, Бисер покинул зал.
В голове шумело от великолепного вина императорских подвалов. Смотрел я на эту толпу, роящуюся у подножия трона, ловящую краткий миг милости монарха и тем сильнее мне хотелось домой, в горы. Потому как за этот краткий миг милости это стадо бизонов затопчет любого у себя на пути и не заметит.
– У тебя тут есть, где нормально переночевать в городе?
– подкатил ко мне на коляске Ремидий.
От неожиданности я даже дернулся.
– У меня тут дом в столице. Устрою вас в лучшем виде, - заверил я сюзерена и названного отца.
Естественно. Отдам герцогу большую спальню, а сам с баронессой высплюсь на третьем этаже. Там кровать не такая широкая, но нам места хватит.
– Тогда поехали отсюда, я что-то устал, - заявил Ремидий тоном, не терпящим возражений.
Я встал из-за стола, бросил салфетку на приборы и покатил коляску с герцогом к выходу.
Вслед за нами вышли из зала Аршфорт, Штур и Бьеркфорт.
– Савва, ты сегодня принимаешь?
– спросил Штур.
– Если герцог позволит, - ответил я.
– Позволю, обязательно позволю, - отозвался Ремидий.
– Надоело мне в госпитальной палате. Хоть нормально с людьми пообщаюсь. А где Молас?
– Как всегда с Бисером, - пожал плечами Аршфорт.
– Ваша светлость, - вкрадчиво напомнил Штур, - а если вам потребуется медицинская помощь?