Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую
Шрифт:
Война продолжалась и в Британской империи. В Ирландии Лондон натравил на республиканцев отставных солдат — “черно-пегих” и “окси”. Когда англичане ушли, ирландские националисты принялись убивать друг друга: гражданская война унесла не менее 1600 жизней{2002}. Установление британского господства на Ближнем Востоке вызвало в 1919 году беспорядки в Египте, а в 1920 году — восстания в Палестине и Ираке{2003}. Англичане жестоко подавляли эти выступления: за восемь недель были убиты 1500 египтян, а в Ираке генерал Эйлмер Холдейн даже рассматривал возможность применить отравляющие вещества{2004}. 11 апреля 1919 года британские солдаты совершили одно из самых известных зверств в истории империи, убив 379 человек на политическом митинге в Амритсаре. Бригадный генерал Реджинальд Дайер, отдавший приказ стрелять, убил бы и больше, если бы смог довести до места митинга два броневика с пулеметами{2005}. Как мы видим, опробованные на Западном фронте
Особенно наглядным примером в этом смысле выглядит Россия. Именно российская армия обрушилась первой. Российские солдаты сдавались в плен охотнее прочих. Однако нигде кровопролитие не продолжалось так долго после формального окончания войны, как в России. За время Гражданской войны в России погибло больше русских, чем за время Первой мировой. С октября 1917 года по октябрь 1922 года были убиты или умерли от ран 875 818 человек (примерно 13 % призванных). Согласно лучшей из имеющихся оценок, смертность в белых армиях составила 325 тысяч человек. Таким образом, общее количество погибших превышало 1,2 миллиона человек. На Первой мировой погибли 1,8 миллиона российских солдат.
Таблица 43. Потери в Гражданской войне в России (чел.), 1918–1922 гг.
источник: Krivosheev, Soviet Casualties, pp. 7–39.
Однако статистика по Гражданской войне не учитывает тех, кто погиб в ходе сотен крестьянских бунтов и восстаний, которые не были связаны с Белым движением. Скажем, в результате разнообразных “хлебных войн” — то есть попыток крестьян сопротивляться реквизициям — погибли, предположительно, 250 тысяч человек. По одной из оценок, число жертв “красного террора” — преследования ЧК политических противников режима — достигало 500 тысяч человек. Только официально были расстреляны 200 тысяч человек. В реальности цифры, возможно, были еще больше{2006}. В трудовых и концентрационных лагерях, созданных после июля 1918 года, или по дороге в эти лагеря погибли, вероятно, около 34 тысяч человек{2007}. Не стоит забывать и о бесчисленных еврейских погромах, которые устраивали как красные, так и белые. Согласно докладу от 1920 года, погромы, предположительно, унесли “более 150 тысяч жизней”{2008}. Наконец, еще 5 миллионов человек умерли от голода и 2 миллиона — от болезней. В общей сложности во время Гражданской войны в России умерло почти столько же людей, сколько во всем мире за время Первой мировой: вероятные российские демографические потери за этот период оцениваются в 8 миллионов человек. Примерно 40 % этих смертей можно отнести на счет проводившейся большевиками политики{2009}.
Впрочем, прогноз Крауса о том, что гражданские войны развяжут именно вернувшиеся с фронта солдаты, оправдался не полностью. Белые армии с опытными царскими генералами во главе, разумеется, совершили немало зверств{2010} — как и красноармейцы, возглавлявшиеся не менее опытными бывшими царскими офицерами (верхушка Красной армии на три четверти состояла из бывших офицеров царской армии, причем в их рядах находился и сам Брусилов). Однако крайняя жестокость Гражданской войны во многом была порождена кровожадностью людей, во время войны с Германией не бравших в руки оружия. Особенно жутко выглядели Ленин и Троцкий — два велеречивых интеллигента, установивших новые стандарты военной бесчеловечности и гордившихся этим. Первую мировую войну они оба наблюдали, как выразился Волкогонов, “из безопасного бельэтажа русской политической эмиграции”{2011}. К власти они пришли, обвиняя Временное правительство в затягивании войны и обещая принести в Россию мир. Ради окончания войны с Германией они были готовы отказаться от большей части европейских владений России. Однако при этом Ленин собирался перейти от империалистической войны к гражданской — то есть обратить войну против российской буржуазии. Преследуя эту цель и борясь с белыми и с прочими противниками революции, они с Троцким принялись решать характерную для царской армии проблему сдачи в плен и дезертирства с помощью террора. Хотя во время империалистической войны они не были на фронте, им вполне хватило собственного воображения и хорошего знания истории французской революции. В итоге их военная политика по своей жестокости намного превзошла войну на Западном фронте в 1917 году.
Восстановив в мае 1918 года призыв в армию, большевики столкнулись с дезертирством еще больших масштабов, чем в царское время. За 1920 год из фронтовых частей бежали 20 018 человек, в том числе 59 командиров подразделений. Сразу после призыва дезертировали до 20 % бойцов. В общей сложности из Красной армии в 1921 году дезертировали 4 миллиона человек. Крестьяне-дезертиры часто объединялись в отряды “зеленых”, чтобы противостоять призыву{2012}. Большевики в ответ установили жесткую дисциплину. В декабре 1918 года была создана Центральная временная комиссия по борьбе с дезертирством. Только за семь первых месяцев 1919 года 95 тысяч человек были признаны виновными в дезертирстве при отягчающих обстоятельствах. Четыре тысячи из них были приговорены к смерти, и 600 человек действительно расстреляли{2013}. В 1921 году военные трибуналы казнили в России и на Украине 4337 человек{2014}. Тон в этом вопросе задавал Троцкий, постоянно призывавший к “репрессиям”. В ноябре 1918 года он потребовал “беспощадной расправы с дезертирами и шкурниками, которые парализуют волю 10-й армии… Никакой пощады дезертирам и шкурникам”. “Поддерживать дисциплину, не имея револьверов, нет возможности”, — писал он в 1919 году{2015}. Он также распорядился в случае дезертирства офицеров арестовывать их родных. Кроме того, именно Троцкий в декабре 1918 года приказал организовать вооруженные пулеметами “заградотряды”, в задачи которых входило расстреливать солдат, пытавшихся отступить с передовой. Так бойцы Красной армии усвоили простое правило: в атаке тебя, конечно, могут убить, но при попытке бежать тебя убьют наверняка{2016}.
Ленина возможности террора восхищали еще сильнее. В августе 1918 года он телеграфировал Троцкому: “Надо принять особые меры против высшего командного состава. Не объявить ли ему, что мы отныне применим образец французской революции, и отдать их под суд и даже под расстрел”. Примерно в то же время он призвал саратовских партийных уполномоченных “расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты”{2017}. Письмо, отправленное им в том же месяце пензенским большевикам, наглядно демонстрирует, как было принято относиться к насилию против мирных жителей в Гражданскую войну:
Товарищи! Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь взят “последний решительный бой”с кулачьем. Образец надо дать. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. Опубликовать их имена. Отнять у них весь хлеб. Назначить заложников… Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков.
Ваш Ленин
P. S. Найдите людей потверже{2018}.
Как ни странно, убийство пленных большевики при этом не одобряли: Троцкий прямым текстом запрещал его в своем приказе от 1919 года {2019} . Впрочем, то, что он издал такой приказ, подразумевает, что попавших в плен белых часто расстреливали. В августе того же года главнокомандующий силами красных С. С. Каменев приказал при отражении атаки донских казаков “пленных не брать”. “Раненых или взятых в плен офицеров не только добивали и расстреливали, но всячески мучили. По количеству звездочек на погонах вколачивали в плечи гвозди, вырезали на груди ордена, на ногах лампасы. Отрезали детородные члены и вставляли в рот” [62] {2020} .
62
Цит. по Пайпс Р. Русская революция: В 3 кн. Кн. 3. Россия под большевиками. 1918–1924. М., 2005.
Файджес приводит в одной из своих книг фотографию захваченного в плен красноармейцами в 1920 году польского офицера, которого раздели догола, повесили вверх ногами и забили насмерть{2021}. Такая варварская жестокость, возможно, была эффективна как мера устрашения против недисциплинированных, разрозненных и малочисленных белых армий. Однако сопротивление поляков она только усиливала. В целом на Гражданской войне тактика террора применялась намного активнее, чем на Первой мировой. Следующая большая война на Восточном фронте велась уже по этим новым “правилам” — с казнями дезертиров, насилием над мирным населением и беспощадным отношением к пленным. Это была, в самом деле, “тотальная” война. И Гитлер, и Сталин, издававшие соответствующие приказы, были уверены, что они сделали правильные выводы из российского и германского поражения в Первой мировой войне. Разумеется, в результате их война превратилась в беспрецедентно кровавый конфликт, в ходе которого солдаты с обеих сторон сражались до конца, потому что другого выбора у них больше не было.
Глава 14
Как (не) оплачивать войну
Экономические последствия
Представьте себе страну, фактически потерявшую в результате Первой мировой войны 22 % национальной территории, задолжавшую 136 % от ВВП (причем пятая часть долговых обязательств — перед иностранными державами), сталкивающуюся с инфляцией и безработицей в рекордных больше чем за сто лет масштабах и пытающуюся справиться с беспрецедентными рабочими волнениями. Представьте себе страну, для которой новая демократическая политическая система обернулась коалиционным правлением, предполагающим, что кулуарные межпартийные договоренности намного важнее выборов. Представьте себе страну, в которой бедность возвращающихся с фронта солдат и их семей гротескно контрастирует с расточительностью и гедонизмом развращенной элиты, страну, о которой один возмущенный консерватор писал так: