Горение. Книга 3
Шрифт:
Итак, положа руку на сердце, я приступаю к обозрению общественных бедствий. При учреждении Министерства Государственных имуществ вы мыслили улучшить благосостояние казенных крестьян, но с самого его учреждения оно приняло характер разорения, и положение крестьян не только не улучшилось, но бедность их достигла высочайшей степени, и не от неурожаев, на которые слагают вину, но от самого устройства министерства и его действий. Из одного департамента Министерства финансов вдруг выросло три департамента, несколько канцелярий, полсотни палат, сотни окружных управлений, так что вместо ста двадцати прежних управлений явилось более тысячи пятисот. Подобное умножение чиновников во всяком государстве было бы вредно, но в России оно губило и губит Империю.
От этого множества мест рождается и другое зло для успешного хода дел: бесконечная переписка убивает внимание к самому существу дела, которое становится посторонним предметом, а читка
Огромность министерства требует несусветных издержек, поэтому на расходы местных управлений сбирается по два и более рубля с души. Этот налог и при хорошем состоянии крестьян был бы тягостен, а теперь до невероятности обременителен. Надо знать, что наш крестьянин, едва имея насущный хлеб, платит государству более даже английского фермера, благосостояние которого развито и защищено законами. Беспрестанно публикуются новые положения, уставы и проекты – огромные по объему, а малые по существу своему. Истин в законодательстве немного, и они постояннее человеческой мудрости. Законы можно исправлять и дополнять сообразно с потребностию и новыми случаями, возникающими в жизни народной, а не уничтожать все предшествовавшее, дабы постановлять новое, несообразное ни с местными нуждами, ни с началами государственного благоустройства. Этих великих преобразователей можно сравнить с хозяином, который вырывает столетние дубы, дающие тень и прохладу, дабы насадить репейник. Чем постояннее законодательство, тем тверже и непоколебимее форма государственного правления, – истина, доказанная веками.
Пути сообщения год от году приходят в худшее положение и при малейшей засухе грозят Петербургу голодом. Это препятствует быстрому ходу внутренней промышленности и развитию народного богатства. Главная сему причина также во множестве чиновников, которые хотят своего пропитания и обогащения…
Государь! В мире нет ничего нового, только разве то ново, что забыли, а, к несчастью, люди, которым вверяется составление узаконений, не знают ни этой истины, ни России.
Петр Великий, установя фискалов, думал остановить неправосудие и похищение казенной собственности, но вышло напротив: они увеличили зло до безмерности…
У престола Вашего возвышается Туркул; не знаю его, не отвергаю его достоинств, но да не коснется это возвышение ни дел империи, ни уставов, издаваемых для России, ибо это участие может внести революционные начала. Преданность поляка России подобна преданности волка, вскормленного рукою человека. Великая Екатерина справедливо о них (и о балтийских немцах) сказала: «как ни корми, а все в лес глядят!» Тактику поляков постичь не трудно; они, видя невозможность силою приобрести независимость, будут стараться, под личиною преданности, внести в законы империи разрушительные начала, полагая, что бедствие России даст им средства восстановить независимость.
… К причинам государственного расстройства должно присовокупить и безмерность наград. В монархическом правлении награды составляют рычаг, которым направляется воля людей к цели государственного благоустройства. Напротив, у нас награды потеряли цену: чины и ордена сыпятся в безмерном количестве, без разбору и всего более на людей ничтожных, на ласкателей и угодников слабостей сильных мира сего, отчего ордена совершенно утратили уважение и перестали быть двигателями честолюбия…
… В наш век не дорожат людьми: чем человек выше чувствами и благороднее помыслами, тем более стараются отдалять его от должностей, потому что люди подобных свойств служат преградою в делах личных выгод. Не так было при Петре и Екатерине Великих. Петр часто возвращался из Сената в сильном гневе от противоречий Долгорукого, Бутурлина и Румянцева. Однажды супруга сказала ему: «Зачем же не удалишь их, когда они тебе досаждают? » – «Э, Катинька, – возразил Великий, – если их удалю, кто же будет мне говорить правду? » Петр Великий знал, что правда горька, но полезна в делах царственных.
В заключение всего повторяю слова, сказанные Долгоруким Петру Великому: «Это говорить заставляет меня ревность к славе Вашего Императорского Величества и к счастию Ваших подданных».
… Но ведь, отмечал Дзержинский, за высказывания менее крамольные, чем приведенное выше, Петрашевский и его друзья были осуждены на смерть, а генерал Кутузов получил золотую табакерку с бриллиантами, хотя государь и пожурил: «А не слишком ли ты видишь окрест себя через очки, сделанные на заказ у парижского аптекаря? »
Отчего одним было можно говорить о том ужасе, что царил в России, а других за подобное же посылали под пулю?
Видимо, отмечал Дзержинский, самодержец позволял писать правду лишь самому близкому окружению, связанному с ним некоего рода круговой порукой: свои-то хотели подправить, страшась признаться себе в том, что именно он, самодержец, и есть главный тормоз развития.
Все, кто был ниже, кто не был допущен ко двору, рассуждая о правде, покушались на самодержавную
Дзержинский привел в своем реферате выдержки из письма Белинского к Гоголю, читанного Достоевским в кругу петрашевцев, – экая цепочка писателей, пики мысли, таланты, принадлежащие человечеству!
«… Вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их! ), не молитвы (довольно она твердила их! ), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и соре, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение. А вместо этого она представляет собой ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр не человек; страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками; страны, где, наконец, нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей. Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение по возможности строгого выполнения хотя б тех законов, которые уже есть. Это чувствует даже само правительство (которое хорошо знает, что делают помещики со своими крестьянами и сколько последние ежегодно режут первых), что доказывается его робкими и бесплодными полумерами в пользу белых негров и комическим заменением однохвостного кнута треххвосткою плетью.
Вот вопросы, которыми тревожно занята Россия в ее апатическом сне. И в это-то время великий писатель, который своими дивно художественными, глубоко истинными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, давши ей возможность взглянуть на самое себя, как будто в зеркале, – является с книгою, в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьян больше денег, учит их ругать побольше… И это не должно было привести меня в негодование? ..
Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов – что вы делаете! Взгляните себе под ноги, – ведь вы стоите над бездною… Что вы подобное учение опираете на православную церковь, это я еще понимаю: она всегда была опорою кнута и угодницей деспотизма, но Христа-то зачем вы примешали тут? Что вы нашли общего между ним и какою-нибудь, а тем более православною церковью?! Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь и не приняло за основание принцип ортодоксии. Церковь же явилась иерархией, стало быть, поборницею неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми, – чем продолжает быть и до сих пор. Но смысл христова слова открыт философским движением прошлого века. И вот почему какой-нибудь Вольтер, орудием насмешки погасивший в Европе костры фанатизма и невежества, конечно, более сын Христа, плоть от плоти его . и кость от костей его, нежели все ваши попы, архиереи, митрополиты, патриархи! Неужели вы этого не знаете? Ведь это теперь не новость для всякого гимназиста. А потому, неужели вы. автор «Ревизора» и «Мертвых душ», неужели вы искренно, от души пропели гимн гнусному русскому духовенству, поставив его неизмеримо выше духовенства католического? Положим, вы не знаете, что второе когда-то было чем-то, между тем как первое никогда ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти; но неужели же в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочь и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, брюхаты жеребцы? .. И будто всего этого вы не знаете? .. По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! … русский человек произносит имя божие, почесывая себя кое-где! Он говорит об образе: годится – молиться, а не годится – горшки покрывать.
Приглядитесь попристальнее, и вы увидите, что это по натуре глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности. Суеверие проходит с успехами цивилизации, но религиозность часто уживается и с ними: живой пример Франция, где и теперь много искренних католиков между людьми просвещенными и образованными и где многие, отложившись от христианства, все еще упорно стоят за какого-то бога. Русский народ не таков: мистическая экзальтация не в его натуре; у него слишком много для этого здравого смысла, ясности и положительности в уме, и вот в этом-то, может быть, огромность исторических судеб его в будущем…