Гори, гори, моя звезда...
Шрифт:
— Вы меня гоните?
— Да нет же! — замахал руками Искремас. — Ты мне нужна! Как хлеб.
— А може, у нас еще все
— Конечно! Непременно! Обязательно! — заверил девушку Искремас. Он сел на обочину, на всякий случай спиной к реке.
— Заяц пиво варит, — донеслось до Искремаса из белой гущи.
— Что?
— Когда такий туман, люди кажут: заяц пиво варит, — объяснила невидимая Крыся.
Артист долго сидел молча, обхватив руками колени, разглядывая дрожащее над полями слоистое марево. Потом заговорил — громко, чтобы слышала Крыся, но все-таки больше для себя:
— Если подумать, мой спектакль был не так уж и хорош… А мой позор не так уж и велик… Может быть, сегодня кончилось мое детство?.. Я думаю о будущем, но думаю не так, как прежде. Без детских страхов, без головокружительных надежд. А все, что было раньше, — стыдное, жалкое, страшное — это ведь все перемелется… Знаешь, как делают бумагу? В мельницу бросают ветошь, грязные тряпки, всякие обрывки — и выходят чистые белые листы… Садись и пиши!
По крутому склону к Искремасу поднялась Крыся. Платьице на ней было мокрое, девушка зябко ежилась. Искремас накинул ей на острые плечи свой пиджак и сел на козлы. Крыся пристроилась рядом.
Бричка с халабудой, скрипя, покатилась по дороге и уехала в белый туман.