Гори, гори, моя звезда...
Шрифт:
А в стороне билась, кричала над телом Искремаса Крыся.
Эпилог
Мертвый Искремас лежал в ризнице на покрытом красным сукном столе. Рядом сидела застывшая от горя Крыся. Из-за окна доносились стук молотка, жиканье рубанка: это делали гроб для Искремаса.
Тут же поблизости, возле пожарной помпы, умывались кавалеристы. Голые до пояса, здоровенные, они смеялись, плескали друг на друга водой, фыркали, как их лошади. А в струе, бившей из помпы,
Стругая гробовую доску, боец-чоновец рассказывал собравшимся вокруг слушателям:
— Тогда он как скажет им словами: умрите, гады! И вся банда полегла, будто шашкой порубанные… А наши воодушевились свыше всякой меры, полезли один на десятерых. Но у них от его голоса уже и дух вон, трясение в жилах — бери голой рукой, как бабу!.. Вот какой был артист!
Через окно Крыся слышала этот рассказ. Девушка заплакала сперва тихонько, потом громче, громче, потом стала биться головой о край стола. В безнадежном отчаянье она выкрикивала снова и снова:
— Я не буду жить!.. Я не буду больше жить!..
Вдруг Искремас зашевелился и приподнялся на локте.
— Крыся, — сказал он тихо и жалобно. — Перестань… Ну, перестань, я не могу этого слышать!..
Девушка задохнулась криком и рухнула на пол как подкошенная. Искремас слез со стола, взял Крысю на руки и стал осторожно дуть ей в лицо. Девушка открыла глаза, но тут же в ужасе снова закрыла.
— Крыся! — уже раздраженно сказал Искремас. — Не дури!
— Вы немертвый?
— Но ты поверила.
— Так вас не вбили?
— Но все поверили!
— А это? — тронула она красное пятно на его рубашке.
— Вишня, — вздохнул Искремас. — Раздавленная вишня.
Но Крыся все равно не могла понять.
— Вы ж были весь холодный!
— Да, правда, — сказал артист с некоторым даже удивлением. — Я представил себе, что я мертв. Я так ярко представил себе… — Он не стал досказывать, а схватил Крысю за руку. — Крыся! Какой это был день!.. Спектакль-то получился! Все, о чем я мечтал, — зрители на сцене, жизнь врывается в действие. И такая блистательная смерть под занавес!..
В этот момент за дверью раздались громкие мужские шаги.
В панике Искремас взобрался на свой смертный одр, вытянулся и закрыл глаза.
В комнату вошел председатель ревкома.
Товарищ Сердюк подошел к Крысе, неуклюжей ласковой рукой погладил ее по волосам.
— Эх, дивчинка, дивчинка… Плохие дела, — покачал головой председатель. — Мало, мало я его уважал… А не погибни он, лежать бы нам штабелем, с голыми пятками. Вот действительный факт, что искусство может творить чудо. — Он грустно посмотрел на Крысю и добавил: — Замечательный был артист! И мы его будем хоронить с почестью.
Он опять вздохнул, опять погладил девушку по голове и вышел.
— Крыся! — застонал Искремас, как только за Сердюком затворилась дверь. — Я не имею права жить! Своим жалким воскресением я краду у людей чудо. Почему я не умер тогда?.. Теперь я стану посмешищем… Ожил! Анекдот! — Он даже зажмурился от стыда. — Слушай, Крыся, убей меня! Стреляй сюда, тут обозначено… — И он показал на красное пятно против сердца.
Крысе стало страшно: она подумала, что Искремас сошел с ума.
— Нет, — горько сказал Искремас. — Ты не понимаешь… Я бы сам убил себя, но…
Секунду он помолчал, потом сказал будничным голосом:
— Выход один. Я уеду в другой город, переменю фамилию… Исчезну навсегда.
Крыся поняла только одно.
— А меня с собой не возьмете?
Артист поглядел на ее жалкое личико, на сразу покривившийся рот, обнял и поцеловал в лоб.
Было утро. Тяжелый белесый туман стлался по земле. В лощинах он лежал плотно, как снег, на полях таял, клубясь; а холмики и курганы возвышались над ним, словно горные вершины над облаками.
Бричка с халабудой, как улитка, вползала на пригорок. Вместо Пегаса в оглоблях была рыжая кляча. На козлах сидел Искремас. Крыся дремала в халабуде.
Наверху кляча остановилась перевести дух. Искремас глядел на белый, в зеленых окнах мир, который остался внизу.
— Посмотри, как красиво, — печально сказал Искремас. — Крыся, ты спишь?
Из халабуды показалась заспанная Крыся.
— Владимир Павлович, а куда мы едем?
— Как это «куда»? Что за глупый вопрос! — Он пожевал губами, подумал. — А в самом деле — куда? Гм… Не знаю… Но это все ерунда! Мир так велик, неужели в нем не найдется места для художника?
Искремас поцокал на лошадь языком — и бричка медленно тронулась в путь.
…Теперь дорога тянулась по высокому берегу над речкой. Под белой пеленой тумана воды не было видно.
— Молочные реки, кисельные берега, — сказал Искремас. — Крыся, вставай! Привал комедиантов.
Крыся вылезла из халабуды.
— Я скупаюсь? — сказала она, оглядевшись.
— Купайся. Только смотри, детка, не простудись.
— Детка! — закричала Крыся с неожиданной яростью. — Ще хоть раз скажете на меня «детка», то я уйду!.. Уйду совсем!
— Дет… Крыся, что с тобой? Ты не выспалась?
— Ну шо вы за человек, — горестно сказала Крыся. — Я ж по вас сохну, я без вас жить не можу, а вы — детка, детка!..
Крыся тихо заплакала и, цепляясь за кусты, спустилась к реке.
В полной растерянности Искремас слез с козел.
— Крыся, милая… Зачем же так?.. Ты очень красивая, я тебя очень люблю. — Обычное красноречие изменило Искремасу. — Но я только испорчу твою жизнь… Сделаю ее такой же бестолковой, как моя!.. Ты молодая, у тебя своя дорога…