Гори, гори ясно
Шрифт:
У нас на этаже тоже со светом неладно: лампочка едва тлеет. Ладно была бы лампа накаливания, но каким образом может «тлеть» светодиодная? Была мысль достать фонарик, да поленился ставить ящик с инструментом, лезть в сумку. Полез в карман, достал ключи и понял, что дверь с той стороны закрыта «на щеколду» – на собачку. Снаружи не открыть. Не беда – позвоню. Лампочка тем временем совсем отказала, я ждал, и ждал, и ждал, а дверь всё не открывалась…
А когда открылась, я осознал две вещи: вокруг меня глубокая тишина и непроницаемая мгла, и только впереди слабо виден прямоугольник света –
* * *
Дети у себя, закончили с уроками, и сейчас заняты расследованием. История с зеркалом для них – невероятно интересное приключение. «Хоть для кого-то это приключение», – подумала Вера.
Дверной звонок прозвучал непривычно тихо. Вера заканчивала переснимать материалы для диссертации: кошки, заслышав звонок, разом соскочили с насиженных мест, и помчались в прихожую. Так и заметила, только потом осознала, что в дверь звонят, но звук слишком тихий. В прихожую она не побежала, а пошла быстрым шагом.
Там уже осознала, что лампа под потолком светит слабее обычного, а вокруг слишком тихо. Словно уши заложило. Вера помотала головой, наверное устали и глаза, и уши. Кошки вели себя необычно, оба привстали перед входной дверью, и яростно царапали её.
– Герцог, Плюшка, отошли! – свой голос также прозвучал непривычно тихо. Странно. Вера распахнула дверь…
И замерла – зрение не сразу восприняло то, что было по ту сторону. Там стоял Костя, в куртке и кепке – в том, в общем, в чём уехал – его обычная сумка через плечо, в другой руке – чемоданчик отца Веры, с инструментом. А за спиной Кости клубилось непроницаемо-чёрное облако, чернильная туча, от неё исходило ощущение холода.
Герцог и Плюшка, оба по эту сторону порога, сгорбились и издали низкий, угрожающий шип и рычание. И туча отшатнулась, отлетела от человека на несколько шагов. Вера осознала, что одной рукой придерживает фотоаппарат, висящий на шее на ремне; не глядя схватила его, направила перед собой и нажала на кнопку.
Вспышка прокатилась по лестничной клетке белой волной; сгусток тьмы съёжился, обрёл форму эллипсоида, отодвинулся ещё на несколько шагов.
Герцог и Плюшка, сидящие внутри квартиры, продолжали шипеть и рычать. Вера трясущимися руками нажала на кнопку – заряжайся, заряжайся же – и хотела крикнуть Косте «Берегись!», и не могла – горло словно сковало. Что-то странное происходило с Костей, он двигался очень медленно. Но двигался, медленно повернул голову, правой рукой открыл верхний клапан своей сумки…
На площадке послышался вой, шипение и треск, словно рвалась невидимая ткань. Вера выглянула, и не сразу поверила в то, что увидела. Сгусток тьмы обрёл человекообразные очертания, а на «голове» его восседала трёхцветная кошка и, рыча и шипя, драла когтями противника. При каждом движении её лап слышался тот самый треск.
Вспышка зарядилась. Вера приподняла фотоаппарат так, чтобы прицелиться в противника и нажала спуск. Новая белая волна, и чёрный человек, или что это было, съёжился и покрылся прорехами – словно свет размыл его, как кипяток кусок сахара. Кошка так и сидела на противнике, раздирая его когтями, оглашая окрестности жутким воем и рычанием.
Костя словно проснулся.
Ещё десяток секунд – и всё было кончено. Кошка спрыгнула с противника и, не переставая рычать и выть, отбежала в сторону. А то, что оставалось – груда чёрных лохмотьев – стремительно таяла в конусе яркого света. Вера вышла наружу – вспышка зарядилась – и в третий раз нажала на спуск. Оставшиеся чёрные обрывки вспыхнули ярко-белым пламенем и сгорели на глазах у людей. Ничего не осталось – ни дыма, ни пепла.
Словно по команде, свет на лестничной площадке загорелся в полную силу, Герцог и Плюшка умолкли, и перестало казаться, что заложило уши.
Кошка – теперь и Вера узнала в ней Машку – сидела, и умывалась спокойно и тщательно, словно ничего и не случилось. Посмотрела на людей и вдруг чихнула.
– Будьте здоровы, Мария Котофеевна! – сказали люди хором. Переглянулись и рассмеялись. И тут в прихожую выскочили Денис и Анна.
– Назад! – сказал им Костя предостерегающе. – Пока что не выходите. Вера, щёлкни ещё несколько раз, для верности, ладно?
Герцог и Плюшка, уже успокоившиеся, так и сидели у порога – часовые, охраняющие подступы к крепости. Сидели и не сводили взгляда с дверного проёма.
10. «Да» и «нет» не говорите
Не думал, что пропущу столько интересного. Хотя, признаться, интересного сегодня успело случиться хоть отбавляй.
Не осталось на лестничной клетке ничего необычного. Только пыль, высохшая уличная грязь, завтра придёт уборщица, и станет чисто. Сколько Вера ни «засвечивала» пол, ничего уже не менялось. Что бы это ни было, оно исчезло. Хочется надеяться, что навсегда.
– Вроде бы всё, – сказала Вера, наконец. – А с Машкой что?
– Мама, давай её к нам! – предложила Аня.
Машка словно ждала этих слов: прекратила умываться и, держа хвост трубой, пошла ко входу в квартиру. Мы замерли, готовые вмешаться. Обычно Герцог и Плюшка отваживают чужаков – иной раз не издав ни звука. Машка подошла к ним, обнюхала мордочку обоих (а те обнюхали её), а затем… развернулась и направилась той же походкой в тот самый угол, где только что умывалась. Герцог и Плюшка, словно сговорившись, тотчас развернулись и, держа хвосты трубой, ушли в гостиную. Кризис окончен, надо полагать, можно заняться обычными делами.
– Ну ма-а-ам! – нахмурилась Аня. И я сразу вспомнил «Эдуарда» и его требование «купить мне именно этого раба». Даже чуть не рассмеялся.
– Аня, подожди. Костя, смотри. – Вера подошла к Машке, наклонилась и погладила кошку. – Она ведь была трёхцветной! И все цвета яркие! А сейчас? Ты видишь?
Да, теперь я видел. Кошка словно обесцвечивалась. Причём происходило это практически на глазах.
– Не нравится мне это, – сказала Вера. – Что-то с ней не так. Аня, живо звони в клинику – скажи, у нас… – Вера запнулась. Аня кивнула и умчалась в гостиную за телефонной трубкой. А когда вернулась, и уже начала набирать номер, Вера всё ещё не придумала, что сказать.