Гори, гори ясно!
Шрифт:
– Ну, хорошо, – сдалась я.
В конце концов, я ничего не теряю. В худшем случае у меня будет неудачный портрет.
Даня немедленно достал блокнот и карандаш и принялся усердно зарисовывать.
– Что, прямо сейчас? – снова растерялась я. – Не видно же ничего.
– Нет-нет, света вполне достаточно, – возразил Даня, не отрываясь от работы. – Я сейчас только набросок сделаю, а потом его проработаю. Все равно у меня в белые ночи бессонница.
Рисовал он и в самом деле недолго – минут десять. Сделал несколько набросков, но показать результат
– Тогда до завтра, – попрощалась я.
– Д-до завтра, – рассеянно кивнул он, собирая карандаши и бумагу. Он уже был не со мной, а со своим рисунком.
6. И КЛАД НЕ ДОБУДЕШЬ, И ДОМОЙ НЕ БУДЕШЬ
Должно быть, Макс с Костей поднялись ни свет, ни заря. К моему приходу они успели углубить и расширить яму настолько, что стало понятно – это действительно вход. Он был оформлен двумя грубо вытесанными каменными столбами, а уже упомянутая балка с загадочными знаками, как оказалось, венчала этот внушительный дверной проем. Мощная каменная кладка лишь обрамляла его, а роль двери выполняли грубо обтесанные толстые деревянные сваи, уложенные так плотно, будто их забивали молотом.
– А ну-ка, посмотрим, так ли крепки эти бревна, как выглядят! – Костя от души размахнулся и ударил лопатой в верхний брус. Гулкий удар отозвался в самом сердце кургана, и дерево осыпалось трухлявыми обломками. Часть провалилась внутрь, часть высыпалась наружу. Из темной дыры отчетливо повеяло сыростью. Я невольно вздрогнула и услышала, как сзади заворчал Шарик. Подходить близко он почему-то не решался.
– Прогнили насквозь, – резюмировал Макс, пальцами кроша обломок дерева.
– Еще бы, за тысячу с лишним лет! – радостно подтвердил Костя. – Давай теперь углублять яму, чтобы можно было полностью расчистить проход.
Стоя на краю раскопа, я чувствовала, как во мне поднимается волна беспокойства. Беспокойство было необъяснимым, и я попыталась найти его причину.
– Костя, так что насчет разрешения на раскопки?
– Какого разрешения? А, там трубку никто не берет, – отмахнулся от меня он. – Потом позвоню.
– Ну-ну, – пробормотала я. Смутная тревога донимала меня, как назойливый комар, хотелось даже отмахнуться. И это не была тревога по поводу нелегальности наших действий, а какое-то подспудное растущее чувство, что мы делаем то, чего делать вообще не следует, а не то…
– А что насчет символов, тебе удалось выяснить, почему они здесь изображены? – попробовала я еще раз отвлечь Костю.
К моему удивлению, это сработало: он воткнул лопату в землю, подтянулся на руках и сел на краю раскопа.
– С символами странная история получается. Я могу рассказать о каждом из них, но почему они выбиты здесь вместе и в таком порядке, я пока не разобрался.
– Ну расскажи хотя бы о каждом в отдельности, – попросил Макс.
Я присела рядом с Костей, Макс сложил ладони на черенке лопаты и оперся на них подбородком. Шарик лег рядом со мной, держа
– Символ первый – триквестр. – Костя ткнул подвернувшимся под руку прутиком в орнамент из замыкающихся в треугольник полукружий. – Олицетворяет основные положения солнца: на восходе, в зените и на закате.
Он перевел указующий прутик на следующий знак, похожий на многогранную свастику, чьи изогнутые лучи по часовой стрелке складывались в круг
– Громовик, или громовое колесо Перуна, он же Коловрат. Олицетворение солнечного диска.
Третий знак, самый причудливый, представлял собой восьмиконечную звезду из двух пересекающихся заостренных овалов, вплетенных в квадрат.
– И, наконец, самый сложный по исполнению знак. Квадрат Сварога, известный также как Звезда Руси. Четыре луча звезды означают четыре стороны света. Сварог – один из самых главных богов славянского пантеона. Он олицетворял само небо, весь зримый и незримый космос. Тот, кто выковал Землю, твердь земную и твердь небесную.
– А почему ты ничего не сказал о птичьей голове? – удивленно переспросил Макс.
– Потому что здесь и так все понятно, – Костя отбросил прутик и улыбнулся самой довольной улыбкой, только что не облизнулся. – Это же сокол. Рарог.
– Так ты думаешь… – я не осмелилась договорить.
– Я не думаю. Я уверен. – Костя со всей силы вонзил лопату в дно ямы и спрыгнул вниз. – Макс, хватит мечтать, нас ждут великие дела.
Парни заработали лопатами, а я вернулась в лагерь, сопровождаемая Шариком и своими сомнениями. И обнаружила там невесть как материализовавшегося Даню с папкой в руках.
– А я тут тебя жду, – парень вскочил и неловко сунул мне папку в руки.
– Вот. Готов.
– Кто готов? –мысли не сразу перескочили на события вчерашнего вечера, – Ах, мой портрет?
– Ну, это не совсем портрет, – смущенно пробормотал художник.
Не дожидаясь объяснений, я раскрыла папку. Да, это точно не портрет. Я даже оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто, кроме меня, не видит этот шедевр.
Девушка на рисунке лицом действительно напоминала меня, но обладала куда более соблазнительной фигурой, граничащей с неприличием, учитывая мало что прикрывающий наряд. Кроме того, у нее имелась пара полупрозрачных крыльев, а удлиненные ушки заострялись на манер эльфийских. Восседала эта фея на белом единороге, который действительно заслуживал восхищения.
Видимо, у меня слишком уж сильно округлились глаза, потому что Даня поспешил объясниться.
– Помнишь, я говорил тебе о случайных заказах? Я рисую иллюстрации для книг в жанре фэнтэзи.
– Это многое объясняет, – кивнула я, все еще не в силах оторвать взгляд от бесстыжей феи с моим лицом.
– Тебе нравится? – с надеждой спросил автор.
– Красиво, – сдержанно похвалила я. – Единорог классный. Как живой. То есть как живой конь, я имею в виду. С натуры рисовал?
– Нет, в интернете фотку нашел, – признался польщенный парень.