Горизонты
Шрифт:
— Ну, война точно стимулировала инновации, но я бы не назвала их хорошими. А что касается хаоса в Пустоши…
— Да… — сказала она, нахмурившись. — Я признаю, когда началась война, я был весьма счастлив. Конечно, не всё шло по плану, но со всем небольшим раздором, который создавали пони и зебры, они бы скоро вернули большого Дискорда, чтобы поставить всё на свои места! Даже после того, как Солнечный Круп предала меня забвению. Вот только, как ты и сказала, война стимулировала нововведения… в направлении к плохому концу. До того, как я это понял, милая маленькая Луна приковала меня, чтобы питать её военную машину, и явно бескрылая Твайлайт, её друзья, и старый учитель геологии делали всё, чтобы помочь Лунной Попке превратить Эквестрию
Это было ещё мягко сказано. Интересно, знал ли он, что именно натворила Луна. До того как я успела спросить, он продолжил говорить.
— Так или иначе, война начала становиться всё более и более жестокой и всё менее и менее весёлой! Война, без сомнения, худший вид хаоса, из всех! Война, настоящая, жестокая, без ограничений, та, которую они воевали, кончалась только смертью. Смерть чередуется разложением. Я, в худшем случае, делал пони несчастными. Несчастье, может быть, и плохо, но по крайней мере в конце дня ты жив. — Она закрыла глаза. — Когда бомбы упали, я почувствовал тишину во всех концах мира. Я рыдал, Блекджек. Я знаю, ты мне не поверишь, но я плакал.
Если он притворялся, то делал он это чертовски хорошо. Всё же… думать, что война — это плохо не значит, что ты хороший, это лишь значит, что ты не плохой.
— Если твой хаос так хорош, — поинтересовалась я, — почему Селестия и Луна превратили тебя в камень на тысячу лет, а Твайлайт и её подруги снова вернули тебя туда, когда ты выбрался?
— Ох, что ж, — сказала она пренебрежительно. — Это потому, что хаос — Злоооо, не так ли?
Она неодобрительно посмотрела на копыта, которыми размахивала перед лицом.
— Без пальцев, болтание чувствуется совсем не так. Так или иначе, но стоило только приглядеться к ним повнимательней и ты понимал, что Селестия и её друзья являются, или по крайней мере были, «Законопослушно-добрыми»[14]. Даже дорогая Пинки была огорчительно предсказуема. Что, разве у них не было достаточно порядка? Порядок ради порядка, это не выгодно. Это застой. Вспомни свой дом, Блекджек. Стойло Девяносто Девять, и Эквестрия. Оба были основаны согласно хорошим, упорядоченным правилам, но через некоторое время, «хороший порядок» гниёт. Порядок становится важнее, чем благо, и единственные изменения, это извращение и разложение первоначальных идеалов. Я надеюсь, ты понимаешь это, Блекджек. — На мгновение, он стал странно серьёзен. — В Исследовательском Центре Гиппократа, ты сказала, что в Пустоши было достаточно хаоса, и сказала, чтобы я стал лучше. Я понятия не имел, о чём ты говорила, до тех пор пока я не осознал, что ты действительно освободила меня… но ты надеялась, что я стану более порядочным. Конечно, так я и сделал!
Он внезапно наклонился ко мне, ухмыльнулся, и потёр копытом мою гриву. Я посмотрела на него, он отодвинулся и покашлял.
— Ну, как бы мило это ни было, ты освободила Бога Хаоса, и приказала ему повиноваться законам, или чему-то там ещё, ты делала это потому что считала, что это хорошо. И если посмотреть на весь тот жалкий хаос, с которым ты встречалась, я думаю, что нельзя винить тебя слишком сильно. Ты делала хорошие дела и сеяла беспорядок, но ты ещё не получила искру в своей голове, которая связывает эти две вещи. Осмотрись повнимательнее. — Она взмахнула своим копытом по широкой дуге. — Весь этот город — доказательство неизменного упадка и застоя, он воплощение того, что случается, когда порядок заходит слишком далеко. И это даже не упоминая того, что находится под ним…
— Когнитум хочет восстановить город. Сделать всё таким, каким оно было раньше.
— Когнитум хочет застоя. Она желает чтобы мир застыл в том состоянии, в котором, по её мнению, ему следует находиться, желательно, с ней во главе. Смешно, но обычно в этом и суть, — сказал Дискорд с мрачной улыбкой. —
Я, вне всяких сомнений, могла разделить с ним это чувство.
— А Пожиратель? — Земля медленно задрожала, и по бетонным стенам пробежали трещины. О, как же я сейчас желала зажмуриться. — Ненавижу это место.
— А ты подаёшь надежды, хоть и относишься к семейству лошадиных, — хихикнул Дискорд, а затем задумался. — Обождите чутка…
Бу моргнула.
— Фто такое, Дискод?
Бу моргнула, и её глаза вновь стали глазами Дискорда.
— Если моё ощущение важности момента всё-ещё работает точно… — Она подняла ногу, смотря на неё так, будто бы проверяет ПипБак. — На нас должны напасть вот прямо… сейчас!
Я напряглась, и проверила, что твориться позади меня. Ничего, за исключением пустого тоннеля. Я пристально посмотрела вперёд. То же самое. Я окинула взглядом озадаченную белую кобылу.
— Или возможно… сейчас!
Я вновь напряглась. И снова ничего не произошло. О как же я хотела одарить её глупым взглядом.
— Хм. — Она трясла ногой, будто бы её били судороги, а затем поднесла её к уху. — Похоже моему ощущению нужно заменить батарейки.
Стена взорвалась во внутрь градом из труб, кабелегонов, и каменных обломков, когда огромное изогнутое жало пробило в ней дыру, прямо сквозь бетон и его начинку. Кабели щёлкали и трещали, а в тоннель хлынул пар, когда мои пальцы выщелкнулись, и поймав его зазубренный кончик, с трудом отвели в сторону, и оно пропахало глубокую борозду в находящейся позади меня стене. Казалось, будто вокруг меня весь тоннель распадался на части, и я надеялась лишь на то, что Дискорд убережёт Бу от судьбы быть раздавленной или сваренной живьём, пока трубы разваливаются на части. Огромное жало, которое несомненно было длиннее моего тела, дернулось назад из проломленной им дыры.
Когда оно отодвигалось назад, моя рука застряла меж двумя хитиновыми зубцами. И с лёгкостью, с какой вытаскивают банку Силоса, я была выдернута сквозь новый пролом в очередную глубокую расселину, в дюжину футов шириной, и несколько сот футов глубиной. Сломанные трубы вздымались в воздух, разбрызгивали холодную воду, превращавшуюся в настоящий туман вокруг огромных арматурных блоков. Тут и там, расселина была соединена мостиками из разрушающихся водопроводных труб, спутанных проржавевших проводов, там была даже одна ветка метро, или две. Камень разрушился, оставляя бетонные трубы торчать в воздухе. Маленькие белые пылинки душ двигались от одной стены к другой, подобно призракам проходя сквозь твёрдое вещество. Изгиб находящейся подо мной шахты защищал меня от непосредственного купания в зелёном свечении ХМА, но вся расселина была залита её отраженным светом. Включив крылья, я рванула прочь от жала.
Оно было прикреплено к похожему на скорпиона существу, которое выглядело так, будто кто-то, кто никогда не видел раньше скорпиона, получил его неясное описание и был настолько захвачен общим представлением о нём, что торопливо ринулся строить самого большого скорпиона всех времён… пренебрегая при этом такими обыденными вещами как пропорция, симметрия, и проверка собственной работы на ошибки. Девять ног слева, шесть справа. Дюжина глаз различных форм и размеров разбросанных по поверхности того, что можно было бы назвать головой. Жвала и клыки, которые зачем-то были длинной с меня, и отчасти походящая на руку клешня на одной конечности, в то время как другую венчал похожий на скорпионий хвост выступ, завершали образ представшего передо мной уродливого чудовища. Пока я неподвижно висела в воздухе, подмечая все его особенности, монстр повернулся, цепляясь боками за потрескавшуюся стену, и оглушительно завизжав, уставился мне в лицо.