Горькая радость

Маккалоу Колин

— Тебе не кажется, что ты торопишься с выводами?

Эдда громко фыркнула:

— Ты только посмотри, что делается у нас в стране! В Сиднее митингуют безработные, и их разгоняет полиция, федеральное правительство, это скопище идиотов, перекладывает ответственность на штаты и не находит ничего лучше, чем объявить, что один из директоров Банка Англии осчастливит нас своим приездом, чтобы дать совет, что делать с экономикой. Западная Австралия снова пытается отделиться, и я желаю им успеха — хуже, чем сейчас, им уже не будет. Австралийский фунт обесценивается, а Джимми Скаллин дал пинка государственному

казначею, потому что тот оказался жуликом! И это правительство, я тебя спрашиваю? Нет, это нечто жалкое и ничего, кроме презрения, не вызывающее.

— Мне так нравится, когда ты негодуешь, — засмеялся Джек, целуя Эдде руку. — Насчет политики ты совершенно права, но как именно Чарли Бердам собирается вписаться в этот пейзаж?

— Не будь болваном, Джек. Я же тебе уже сказала. У него большие политические амбиции, мне кажется, он нацелился на федеральный парламент в Канберре. Достопочтенный Чарлз Бердам, премьер-министр Австралии. Но пока я не вижу, к какой партии он примкнет. Учитывая происхождение и состояние, он должен быть тори, но у него духовное родство с рабочим классом, так что ему прямая дорога в правое крыло Лейбористской партии.

— Но он не может быть премьер-министром! — в ужасе воскликнул Джек. — Он ведь помми, а не местный!

Эдда насмешливо посмотрела на него:

— На этот счет в нашей конституции нет никаких ограничений, хотя их следовало бы ввести, как это сделали американцы. Амбициозного политика вряд ли остановит английское происхождение.

— Ты права. Об этом будут умалчивать или вообще замнут.

Возвращаясь домой в конце июля 1930 года, Бер Ольсен приехал в Корунду на дневном сиднейском поезде в вагоне второго класса, а потом три мили шел пешком к своему желто-зеленому домику на Трелони-уэй, с трудом таща чемодан, словно он весил не меньше тонны. Он низко надвинул шляпу, чтобы скрыть под полями красные, распухшие от слез глаза. Поезд шел пять часов, останавливаясь на каждой станции, и за это время он выплакался всласть. И что за дело, если его слезы видели попутчики? Их было не так уж много — в те дни мало кто мог позволить себе билет даже во второй класс. Теперь не мог позволить и он, но желание как можно скорее попасть домой пересилило соображения экономии. Еще успеет потаскаться по пыльным дорогам с убогим скарбом в руках.

Сыновья играли на заднем дворе — поднимаясь на веранду, Бер слышал их счастливые голоса и внутренне сжался от предстоящей встречи. Грейс была на зеленой веранде, он слышал, как она там напевает. Как же она любит этот райский уголок!

— Грейс! — позвал он из гостиной, уронив на пол чемодан.

— Бер! О, Бер! — воскликнула она, вбегая.

Повиснув у него на шее, она чмокнула его в небритый подбородок.

— Я не слышала, как ты подъехал. Ты оставил машину на улице?

— Нет больше машины, — с трудом выговорил он, снимая шляпу.

Взглянув мужу в лицо, Грейс вздрогнула:

— Что случилось, Бер?

— «Перкинс» разорился, — безжизненным тоном сообщил он. — Теперь у меня нет ни работы, ни машины, ни выходного пособия. Только почетный диплом лучшего продавца в Австралии. Я больше не буду продавать вещи, без которых люди могут обойтись. Да мистер Перкинс меня

и не просит. У них полный обвал.

Обняв мужа за талию, Грейс повела его в свой зеленый рай, усадила в плетеное кресло и, придвинув стул, села рядом, взяв его руки в свои.

— Ты найдешь другую работу, — сказала она, глядя в его заплаканные глаза.

— Нет, Грейс, не найду. Я десять дней бегал по Сиднею со своим дипломом в руках, но там вообще не требуются продавцы. Люди перестали покупать. Это просто кошмар, Грейс! Безработные на каждом шагу. Тысячные очереди за каждым рабочим местом. Полицейские вооружены, чтобы подавлять беспорядки, магазины заколочены досками, дома стоят пустые, там нет ничего, ни воды, ни света, чтобы их не занимали бездомные. Если бы Армия спасения и церковники не раздавали бесплатно еду, в Сиднее все бы уже повымерли. Во всяком случае, в тех местах, где я бывал. В некоторых районах дела обстоят получше, но безработные туда не ходят, потому что там нет заводов и фабрик. — Из глаз его снова потекли слезы. — Господи, я думал, что уже выплакал все, что мог.

Грейс втиснулась в кресло рядом с мужем и прижала его к груди, удивляясь своему хладнокровию.

— Успокойся, Бер. Ты уже дома, — сказала она, вкладывая в это короткое слово всю свою любовь. — У тебя здесь семья, хорошие знакомые. Чарли найдет тебе занятие, он уже дал работу многим людям.

— Но только не продавцам.

Вытащив платок, Грейс протянула его мужу.

— Но можно же заняться чем-нибудь другим, дорогой. Во всяком случае, временно. Пока не настанут лучшие времена, ты можешь, например… ну, много всяких вариантов!

— Грейс, ты же знаешь, что сейчас можно найти только тяжелую физическую работу. Я стал продавцом, когда был еще безусым юнцом, и все, что я умею, это ходить, говорить и ездить на машине. Я не смогу таскать мешки с зерном или махать киркой и лопатой, чтобы заработать на пропитание. — Он замолчал и снова заплакал. — И потом я не собираюсь использовать свое знакомство с богатой шишкой, чтобы получить работу, за которую дерутся тысячи людей. Нет уж, я не пойду ни к Чарли Бердаму, ни к Джеку Терлоу, ни к твоему отцу.

Грейс в смятении посмотрела на мужа: уголки прежде всегда смеющегося рта уныло опустились вниз, щеки ввалились, на шее ходил острый кадык. Когда же он ел в последний раз?

— Пойдем на кухню, я тебя покормлю, — сказала она, поднимая его с кресла. — Мальчики уже пообедали, так что я не буду говорить им, что папа вернулся, пока ты не поешь, помоешься и переоденешься во все чистое. Поверь мне, ты почувствуешь себя совсем другим человеком.

В кухне она подвела его к своему рабочему столу и стала резать хлеб.

— Видишь? Никакой ветчины и консервированного лосося! — Она весело рассмеялась. — Только мой домашний джем, рыбный паштет или белковая паста, а ящик для льда я убрала в гараж. Эдда отдала мне свой старый, он маленький, и для него нужно меньше льда.

Почему он опять плачет? Будто ничего не замечая, Грейс наделала бутербродов с рыбным паштетом, и пока Бер их ел, запивая чаем, она налила ему горячую ванну. Поев, вымывшись и побрившись, Бер был готов предстать перед сыновьями.

«Только бы он не расплакался у них на глазах», — переживала Грейс.