Горькая радость
Шрифт:
Китти поражала их с Чарли одержимость политикой. Он по-прежнему был занят по горло больничными и прочими делами, однако ухитрялся выкраивать время для общения с Доркас. Едва она появлялась в доме, он начинал говорить о политике, и разговор этот длился весь вечер, пока она не отбывала восвояси. Иногда он так увлекался, что провожал ее до дома, продолжая развивать свои политические теории.
Времена и вправду располагали к политическим дискуссиям. Партии и внутрипартийные группировки соревновались в выдвижении разного рода прожектов экономического возрождения. После блистательной победы Джо Лайонса и Объединенной партии Австралии перед Рождеством 1931 года логично было ожидать, что споры прекратятся,
13 мая 1932 года губернатор Нового Южного Уэльса сэр Филип Гейм сместил Д. Т. Ланга с его поста как неспособного к ответственному управлению. Уставшие от смуты жители проголосовали за консерваторов, и сопротивление было окончательно сломлено. Проценты стали выплачивать, хотя противники этой меры не собирались складывать оружие.
Все это и многое другое Китти приходилось выслушивать всякий раз, когда в доме появлялась Доркас, причем визиты эти становились все чаще, поскольку Чарлз во всем полагался на ее мнение. Нельзя сказать, что эти разговоры оставляли Китти равнодушной или были выше ее понимания; просто они лежали за пределами ее интересов, и она слушала их с досадой трезвого человека, вынужденного терпеть пьяных, которые болтают без умолку, переливая из пустого в порожнее. Когда происходило что-то важное, она оживлялась, но такое случалось от силы раз в месяц, а остальные двадцать девять — тридцать дней все крутилось по накатанной колее. К моменту падения Джека Ланга она была так измучена политической болтовней, что с трудом удерживалась, чтобы не завопить: «Хватит уже! Когда вы наконец заткнетесь?!»
Снова наступила зима, над Скалистыми горами повисли снеговые тучи, пронизывающий антарктический ветер срывал с деревьев листья, а в сердце Китти поселилась ледяная тоска, которую ничто не могло растопить. Ее муж был счастлив и без супружеских радостей, которыми, как видно, он не слишком дорожил. Он жил лишь для политики, готовясь к следующим выборам, где собирался участвовать как независимый кандидат. И нужна ему была только Доркас.
Наступил июнь, начало австралийской зимы. В первый же солнечный день Китти села в машину (и почему у Доркас собственное авто, а ей приходится довольствоваться любым свободным?) и поехала к реке, где земля была плодородной, а мясные овцы по-прежнему находили сбыт. Ведь голодали далеко не все, а только трудящиеся, что вполне устраивало сэра Отто Нимейера.
Оставив машину на берегу, Китти пошла вдоль реки, отрешившись от всего, связанного с Бердам-хаусом — от коттеджей для персонала до самого Чарли. Дул резкий ветер, но воздух был так свеж, что создавалось ощущение теплоты. Какое странное противоречие! Здесь совершала конные прогулки Эдда в компании своего дружка Джека Терлоу.
С тех пор как Грейс публично отвергла его притязания, Джек почти не появлялся в Корунде. Молва утверждала, что он полностью отдался своему хозяйству. Несмотря на тяжелые времена, его потрясающе красивые арабские скакуны пользовались спросом, и он регулярно выставлял их в Даббо и Тувумбе.
А вот, кажется, и он. Едет навстречу на огромном сером коне, чей римский профиль никак не претендует на арабское происхождение. Китти поспешно сошла с тропы и встала в стороне, надеясь, что он проедет мимо,
Как бы не так! Он остановился и соскочил с коня.
— Разрази меня гром! Китти Латимер! — с улыбкой воскликнул он.
Китти уже забыла, какой он высокий, хотя Эдда, будучи сама немаленькой, всегда считала, что он среднего роста. Шесть футов ровно. Сколько же ему сейчас лет? Где-то под сорок? На вид гораздо меньше. У живущих на природе всегда трудно определить возраст. В молодости они кажутся старше своих лет, в зрелые годы выглядят моложе. Та же золотистая копна слегка вьющихся волос, загорелая кожа, ярко-голубые глаза. Ничего похожего на двуликого Януса. Мужественная красота и неотразимая улыбка.
Подведя Китти к поваленному стволу, Джек убедился, что рядом нет муравьиных куч, и только после этого усадил ее.
— Ты так закуталась, что выглядишь маленькой девчонкой. Как поживает леди Шиллер?
— Процветает, насколько мне известно. Учится на медицинском в Мельбурне. У нее отличный муж.
— Я как раз ехал домой. Как насчет чая с лепешками?
— С удовольствием! У меня есть что рассказать про Эдду. Я на машине, как к тебе подъехать?
— Первая изгородь на дубарской дороге. Ферма находится на холме, вокруг полно лошадей, так что ты сразу ее узнаешь.
Вскочив на серого мерина, Джек поскакал прочь.
Наконец хоть какое-то разнообразие! Не сказать что новое лицо, но ведь Китти его практически не знала.
Каменный дом с дорическими колоннами в георгианском стиле выглядел очень внушительно. Китти представила, как красиво здесь будет весной и летом, когда зацветет окружавший его сад. С веранды открывался восхитительный вид на реку, вдалеке сверкала снегом горная гряда.
Внутри пахло именно так, как должно пахнуть в уютном доме: пчелиным воском, сушеными травами и цветами, чистым бельем, одеколоном, свежим воздухом. Высокие доходящие до пола окна вполне могли заменить двери; одно из них было чуть приоткрыто, но в доме топились печки и было тепло.
Вокруг царил порядок, но чувствовалось, что женской руки тут не хватает, обстановка была довольно аскетичной.
— Кто у тебя следит за домом? — спросила Китти, усаживаясь за кухонный стол и не спуская глаз с Джека, который смешивал муку с холодным маслом.
Он сам печет лепешки! Удивительный мужчина!
— Я сам слежу за домом, — ответил он, добавляя холодное молоко. — Мужчина должен уметь содержать свой дом в порядке.
— И печь лепешки.
— Руки у меня холодные, так что масло не тает, а это очень важно, когда делаешь тесто. Потом я добавляю молоко и рублю все двумя ножами — видишь?
— А я даже воду не сумею вскипятить, — весело сообщила Китти.
— Всему научишься, когда жизнь заставит.
Джек раскатал тесто на посыпанной мукой доске, посыпал его тертым чеддером и разрезал на двухдюймовые квадратики, которые разложил на противне и отправил в духовку дровяной плиты. Через двадцать минут лепешки были готовы — они хорошо поднялись и подрумянились, а сыр растаял, образовав аппетитную корочку.
При виде дымящихся лепешек у Китти потекли слюнки. Джек поставил на стол масло и джем и вручил ей нож. Потом заварил чай и подал чашки и тарелки фирмы «Эйнсли».
— У тебя красивая посуда, — заметила Китти, намазывая лепешку маслом. — Какие воздушные! — восхитилась она с полным ртом. — Божественная еда на прекрасном фарфоре — да ты просто сокровище.
Джек с прищуром посмотрел на нее.
— Ты тоже сокровище, но твоя беда в том, что этого никто не замечает. Все думают, что ты не золото, а позолоченная безделушка.
У Китти перехватило дыхание, она чуть не поперхнулась.
— Какая проницательность! Люди считают, что я красивая хищница, хотя Эдда сделала все, чтобы я не стала такой.