Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников
Шрифт:
В новой книге Марка Уральского приводятся также интересные данные о значении Максима Горького в истории русской философской мысли, ставится вопрос о марксизме и революции, особо подчеркивается несогласие Горького с марксистско-ленинской концепцией исчезновения еврейства в бесклассовом социуме, как якобы исторического анахронизма, рудимента феодально-капиталистического общества. Марк Уральский живо и подробно, с привлечением редких документальных материалов, описывает активность Горького-общественника в деле пропаганды еврейской литературы и поддержке еврейских писателей – Шолом-Алейхема, Хаима Нахмана Бялика, Шолом Аша и др., на русской литературной сцене. Особый интерес представляют освещаемые в книге малоизвестные факты политической биографии Горького: его поездка в США в 1906 г., контакты с американскими социалистами реформистского толка, в том числе с деятелями еврейского рабочего движения США, тесные дружеские отношения с видными деятелями русского и международного сионистского движения – Владимиром (Зевом) Жаботинским, Петром (Пинхусом) Рутенбергом и др. Особняком стоит семейная история отношений Горького с его приемным сыном Зиновием Пешковым.
В разделе, посвященном теме «Писатель и власть», рассматриваются отношения Горького с вождями русской революции: Лениным, Зиновьевым, Луначарским, Бухариным, Рыковым и др., вплоть до его последующего «союза» со Сталиным. Много добрых слов сказано автором о заступничестве Горького во времена большевистского террора, о невинных людях, которым он спас жизнь. Внесу в этот мартиролог и свою лепту. Все тот же свидетель времени, Виктор Шкловский, рассказывал такой эпизод:
У меня была (а может, еще и есть?) двоюродная сестра. Тогда ей было 15 лет. Она была левой эсеркой. Когда после неудачного эсеровского мятежа их брали, она отстреливалась. Ее приговорили к расстрелу. Мать пошла к Горькому. Горький говорил с Лениным. Ленин позвонил в ЧК и спросил – чем больна эта девушка. Ему ответили, что она здорова. Ленин сказал: когда вы научитесь понимать русский язык? Я не спрашиваю у вас – здорова она или больна. Я спрашиваю: чем она больна… Его поняли. Сказали, что у нее высокая близорукость.
Девочку освободили из-за болезни. Может быть, она еще жива где-то за границей [ШКЛОВСКИЙ (III)].
«Горький и евреи» – это очень живая, по-настоящему актуальная и честная книга, открывающая перед заинтересованным читателем неизвестные доселе страницы политической биографии великого русского писателя в широком культурно-историческом контексте истории русско-еврейских отношений.
Стефано Гардзонио
(Пизанский университет, Италия)
Горький и евреи
Тема, поднятая в книге Марка Уральского, до сего дня относилась к разряду «запретных по умолчанию». В советское время, даже в годы перестройки, говорить о близком знакомстве Горького с евреями и его филосемитизме было невозможно. Горьковеды рассказывали о его дружбе с почитаемым в СССР Шолом-Алейхемом, порой упоминали вскользь имена Х. Бялика, О. Грузенберга, Зиновия Пешкова… и этим «еврейская тема» в творчестве Горького исчерпывалась. До сего дня копнуть вглубь, тем более поднять огромный пласт столь необычной для классического горьковедения информации, в России никто не отваживался. В этом отношении автор книги «Горький и евреи», несомненно, проявил смелость: он заявил тему, обозначил ее концептуальные направления и раскрыл их в художественно-документальном ключе. Переработав массу книг и архивных документов, Марк Уральский представил на суд читателя свой взгляд на проблему, оставив при этом открытым целый ряд вопросов. Например, не-проясненным остался вопрос о скудности еврейской темы в художественных произведениях Горького, – писателя, который столь много внимания уделил ей в своей публицистике. Горький всегда был на гребне волны протестного движения русской интеллигенции против любых несправедливых действий царского правительства, в том числе ее борьбы с антисемитизмом. Его приверженность заветам русской демократической оппозиции особенно четко проявилась в деле Бейлиса, когда вслед за своим учителем В. Г. Короленко он одним из первых выступил в печати против несправедливости обвинения евреев в ритуальном убийстве. Расстановка концептуальных акцентов автором в теме «Горький и евреи» достаточно полемична. Порой, например, он склонен преувеличивать значение «еврейского влияния» на процессы, протекавшие в русской литературе конца XIX – начала ХХ в. Однако нельзя не согласиться с его базовой позицией: юдофильские настроения в самых широких слоях интеллигенции России начала ХХ в. усиливали чувства личной симпатии к еврейству, которые Горький испытывал, по его признанию, на «биохимическом» уровне. Полагаю, что и в условиях нынешних реалий эта книга, написанная ярко, с большим эмоциональным подъемом, не оставит читателя равнодушным.
Горький считал евреев «дрожжами» человечества, эта нация олицетворяла для него вечные искания духа и активную движущую силу, что отвечало его рано сложившимся революционным взглядам на существующее в мире общественное устройство. По отношению к России Горький особо негативно воспринимал веками культивируемый образ русского человека как пассивного наблюдателя, смиренного страдальца. Как-то раз в разговоре с Л. Толстым он сказал, что «любит людей активных, которые желают противиться злу жизни всеми способами, даже и насилием».
– А насилие – главное зло! – воскликнул Лев Николаевич и, чтобы смягчить жесткость своего возражения, дружески взял Горького под руку. Однако же «Яснополянский отшельник» не переубедил Горького, как не смогли переубедить его в отношении ко многим сокровенным вопросам бытия ни о. Иоанн Кронштадтский, ни Ленин с Марксом. При всей своей революционности и оправдании насилия как средства борьбы с различными формами мирового зла (в т. ч. антисемитизмом), Горький всегда пытался оставаться если не «над схваткой», как его многолетний друг и собеседник Ромен Роллан, то соблюдая внутреннюю дистанцию, так как осознавал, что навязывание чужой воли губительно для индивидуальности писателя. «Не принимать в свою душу чужое, нахально сорящее» – было его кредо.
Конечно, считать Горького совершенно «свободным» от диктата внешних сил художником было бы неверно. Однако наделенный от природы любознательностью, умом и темпераментом борца, он в высшей степени был отзывчив к человеческой боли, расположен к состраданию. Открытое сердце писателя болело болями всего мира, в том числе и скорбями еврейского народа. Леонид Андреев очень метко назвал антисемитизм «горбом», который он, как каждый русский, ощущает на своей спине:
«Когда влез мне на спину “еврейский вопрос”? Я не знаю. Я родился с ним и под ним. Надо всем понять, что конец еврейских страданий – начало нашего самоуважения, без которого России не быть» (Из статьи «Первая ступень» в литературном сборнике «Щит», Москва. 1916). Для Горького «еврейский вопрос» стоял не только как моральная проблема: евреи были для него не интеллектуальной абстракцией, а народом, с которым он сошелся близко и задушевно. Еще юношей, во время своих скитаний по юго-востоку Российской империи, он подвизался в качестве наемного работника в еврейской колонии на Украине, позже брал уроки иврита у одного самарского часовщика, а в зрелом возрасте основал «Общество по изучению жизни евреев», участвовал в издании сборника «Щит», в котором вместе с ним публиковались лучшие литераторы того времени: Л. Андреев, К. Бальмонт, В. Брюсов, И. Бунин, З. Гиппиус, Ф. Соллогуб, Д. Мережковский, Тэффи и др. (сборник имел успех и выдержал три переиздания). Секретарем редакции и ближайшим помощником Горького в подготовке сборника и газеты «Луч» был адвокат Соломон Познер, отец Владимира Познера, поэта, входившего в группу «Серапионовы братья». Горький принял участие в судьбе этого талантливого юноши и до конца жизни поддерживал с ним дружеские отношения. Существовала и более тесная связь: писатель стал крестным отцом Зиновия (Залмана) Свердлова, сына его друга, нижегородского гравера, старшего брата будущего первого главы большевистской России, к концу жизни бригадного генерала французской армии и кавалера ордена Почетного легиона. Зиновий, приняв фамилию Пешков, много лет провел под заботливым покровительством Горького, которого до конца жизни называл своим отцом.
Нахум Соколов, один из известных деятелей сионистского движения, писал о Горьком: «Он полагает, что когда-нибудь погромы станут лишь печальным достоянием истории» – и подвергал сомнению столь безоговорочный оптимизм писателя. Время показало, что, увы, он не ошибался. Сегодня, несмотря на то, что страшная реальность Холокоста осталась в прошлом, мы все также позволяем себе унижать других и молчать, когда нас унижают. Что-то порочное заложено, видимо, в самой природе Homo sapiens, и хотя Горький считал, что «человек – это звучит гордо», реалии ХХ в. и нашей повседневности отнюдь не свидетельствуют в пользу этого утверждения. «Горький и евреи» – это не только страницы биографии великого русского писателя, а книга, которая поднимает вопросы, относящиеся к разряду «вечных». Потому, наверное, некоторые линии в ней только намечены, причем весьма условно, что-то и вовсе не попало в поле зрения автора, который, впрочем, нисколько не стремится к «всеохватности», не претендует на исчерпывающую полноту. При этом книга поражает обилием цитат первоисточников – из мемуаров, дневников и писем современников, которые говорят сами за себя, тем самым заменяя авторские комментарии.
Человек, берущий в руки эту книгу, должен сознавать, что документальная проза такого качества – это отнюдь не развлекательное чтение. Она потребует от читателя и любознательности, и эрудиции, и сосредоточенности. Но за все это он будет вознагражден, ибо узнает много нового и о личности Горького, и о развитии сионистского движения в России, и о расколе еврейского национально-освободительного движения на две враждующие партии, и о том, как писатель в 1920-е годы спасал театр Габима, и какой спор о неправде и лжи возник между Горьким и его адвокатом Оскаром Грузенбергом, и об удивительной судьбе Зиновия Пешкова…
Несомненный литературный талант Марка Уральского и его способность свободно мыслить, без оглядки на стереотипы и авторитетные мнения, вызывают у меня симпатию к автору книги «Горький и евреи», и я желаю ей счастливой читательской судьбы (хотя «еврейское счастье» – это почти оксюморон).
Введение [1] : Горький вчера и сегодня
Максим Горький фигура в пантеоне русской писательской славы и легендарная, и мифологическая. В его честь был названы самые разные объекты: пароходы и теплоходы, первый советский многомоторный самолет [2] , город, поселки и улицы, колхозы и совхозы, театры, библиотеки, музеи и дворцы пионеров, многие из которых и по сей день носят имя «великого пролетарского писателя».
1
Автор выражает глубокую признательность профессору Лидии Спиридоновой (ИМЛИ, Москва) за постоянную моральную поддержу и профессиональные консультации в процессе написания книги, а также профессору Владимиру Хазану (Иерусалимский еврейский университет), любезно взявшему на себя труд прочесть манускрипт и высказать свои замечания.
2
На момент создания это был самый большой самолет в мире. Длина фюзеляжа, имевшего прямоугольное сечение, составляла 32,5 метра, ширина – 3,5 метра, высота – 2,5 метра. Огромные размеры позволяли разместить пассажиров не только в фюзеляже, но и в центральной части крыла, толщиной свыше двух метров[САМОЛЕТ «МГ»].