Горький лимонад
Шрифт:
Полагаю, рассказ Бэмби повергает всех нас в шок, хотя, я уже и так знаю все это. Саша приоткрывает рот, а брови Кэли приподнимаются выше обычного. Что касается меня, то мое сердце болит за нее, видя, как она переживает о своей племяннице и думает, что должна сказать, чтобы убедить ее жить дальше.
— Я... — начинает говорить Саша, определенно не находя слов.
— Ты собираешься остаться здесь или хочешь, чтобы мы подбросили тебя до работы? — спрашивает Кэли. Почему Саша может хотеть остаться здесь, если ей пора на работу?
Как бы то ни было, несмотря на весь мой гнев, мне неприятно, как закончилось это утро, поэтому я открываю
— Спасибо, ребята. Надеюсь, ты сейчас отвезешь его обратно в больницу.
— Да, мы как раз туда и собирались, — говорит Кэли.
Несмотря на ответ Кэли, Танго улыбается и качает головой.
— Парень, мне нужно напомнить, что ты все еще в больничной рубашке?
Танго наклоняется, приподнимает рубашку и резко сдергивает ее через голову, после чего прикрывает ею бедра.
— Вот, теперь на мне ничего нет. Так лучше?
— Надень чертову рубашку обратно, — кричит на него Кэли. — Никто не должен видеть тебя, кроме меня.
Я похлопываю по окну и машу им рукой.
— До скорого, чудики.
Когда они отъезжают, я вдруг понимаю, что рядом со мной стоят Саша и Бэмби. Забавно.
— Ты беседовала с ней? — спрашиваю я у Бэмби. Ее проблемы не терпят отлагательств, в отличие тех, которые есть у нас с Сашей.
— Ага. Я убедила ее позвонить родителям и сказать им, где она, а затем предоставила ей немного личного пространства, — Бэмби слабо улыбается мне и направляется обратно в мастерскую.
— Погоди, ты не против, если я?..
— Поговоришь с ней? — заканчивает за меня Бэмби.
— Да, — отвечаю я. Не знаю, что собираюсь сказать, но не могу позволить бедному ребенку обдумывать то, что у нее на уме. Прошло немало лет после того, как мы виделись, но, может быть, благодаря тому, что тогда был рядом с ней, я чем-нибудь смогу помочь.
— Конечно, — соглашается Бэмби.
— Ты бы не могла подождать внутри пару минут, пока я переговорю с ее племянницей? — прошу я Сашу.
— Конечно, — соглашается она, кардинально поменяв свое отношение и превратившись в добрую и понимающую Сашу, которую я знаю.
Я направляюсь внутрь и захожу в заднюю комнату, где, по словам Бэмби, ждет Элла-Бэт. Открываю дверь и застываю от шока, когда вижу девушку. Вот черт. Девчонка, которая работает в мотеле Sawdust, та, которая предлагала мне себя. И я оказался прав — ей не может быть больше четырнадцати или пятнадцати. Черт, чувак.
— Элла-Бэт, — тихо зову я.
— Ты не узнал меня пару недель назад, да? — обиженно говорит она.
Бэмби, должно быть, понятия не имеет, что ее бедная племянница работала напротив того места, где она живет. Интересно, догадывалась ли Элла, как близка она была...
— Как тебе в твоем возрасте удалось устроиться работать в мотель?
— Это не важно. Я знала, что тетя Грета живет в этом городе, поэтому ждала и надеялась, что рано или поздно она заглянет.
— В мотель?
— Ага, — отвечает она, как ни в чем не бывало.
Не понимаю этого.
— Я не была уверена, хочу ли увидеться с ней, пыталась забыть ее, но какая-то часть меня восставала против этого, — она указывает на дверь, и, полагаю, имеет в виду Бэмби. — Но только потому, что мои родители пытались заставить меня забыть.
— Забвение никому ничем не поможет. Впрочем, если воспоминания тяжким грузом лежат на плечах, легче тоже не станет. Надо искать золотую середину, и поверь моим словам, ведь я сам еще не нашел ее.
— Что ж, давай послушаем, — говорит она и встряхивает своими светлыми волосами так, что несколько прядей падают ей на глаза. — Не убивай себя, Элла. В жизни есть много того, ради чего стоит жить, Элла. У тебя такое многообещающее будущее, Элла. Ты разве не знаешь, что прошлое — это просто прошлое, Элла? И самое важное — это то, что ты решишь делать со своим будущим, Элла, — произносит она с издевкой, видимо, копируя либо свою мать, либо психолога. Все это шаблонные изречения из книг по психологии, я отлично их знаю.
— Элла, — начинаю я, приседая перед ней на корточки, пока она крутится на офисном стуле, как маленький ребенок — ребенок, который занимается проституцией. — Я просто собираюсь сказать тебе несколько слов и хочу, чтобы ты выслушала меня и запомнила то, что я тебе скажу, — я останавливаю кресло, тем самым вынуждая ее смотреть на меня. — Я жил в Ираке и Афганистане гораздо дольше, чем мне того хотелось. Мне приходилось хоронить лучших друзей, порой только их конечности, а иногда и кое-что похуже. Не раз я был вынужден сообщать их семьям, что они умерли, и поверь, моя жизнь была дерьмовой очень долгое время. Тот день в торговом центре был таким же ужасным, за исключением того, что это не моя семья оказалась там внутри. Там была твоя семья.
— И что? — холодно уточняет она.
— Кошмары преследуют меня, а я каждый божий день стараюсь убежать от них. Я пытаюсь спрятаться от них с помощью пагубных пристрастий, как поступаешь и ты. Но знаешь, что я понял, причем совсем недавно?
— Что ты не можешь спасти всех? — спрашивает она, прищурившись.
— Именно. У жизни для каждого человека свой план, и никто из нас ничего не может изменить в этом плане. Позволяя демонам и кошмарам съедать тебя живьем, ты словно сдаешься им добровольно. А еще это означает, что ты сдаешься тому уроду, который подорвал торговый центр в тот день. Ты делаешь то, чего он и добивался: страданий, боли и смерти. Со смертью и болью ничего не поделать, а вот страдания можно уменьшить. Не дай ему победить, Элла. Мы не можем позволить этим подонкам выиграть. Они и так у нас уже все забрали, но нельзя чтобы они забрали и нас. Мы ведь сильнее чем они, да?
У меня складывается впечатление, что я читаю лекцию не столько ей, сколько самому себе. Все, что я говорю, имеет смысл, поэтому не понимаю, почему мне не удается убедить в этом себя.
— Ладно, — говорит Элла себе под нос.
— Я не собираюсь указывать тебе, что делать, но если бы собирался это сделать... я бы сказал тебе не торговать собой, потому что твой брат наблюдает за тобой сверху и хочет, чтобы ты была счастлива. Я бы посоветовал тебе не покидать этом мир раньше, чем тебе предначертано. Тебе есть что показать этому миру, но ты не сможешь сделать этого, если будешь лежать в земле. Самое лучшее, что ты можешь сделать — победить. Выиграть у жизни. Выиграть, превратив тех уродов, которые пытались разрушить наши жизни, в лузеров. Если ты сведешь счеты с жизнью, то тот парень, который пытался разрушить твою жизнь, победит.