Горький шоколад
Шрифт:
— Это… мне? — было первым, что она спросила после продолжительной паузы.
— Ага. — Макс достал подвеску, расстегнул — и застегнул цепочку на шее Габриэль, отодвинулся, чтобы насладиться общим видом. — По-моему, тебе идет, Одуванчик. Пойдем, соня.
Полностью растерянная и ошарашенная, Габриэль приняла его руку. Чтобы не смущать ее еще больше, Макс даже отвернулся, когда она заворачивалась в одеяло. Потом подтолкнул к ростовому зеркалу, а сам встал у Габриэль за спиной.
Она некоторое время просто
— Мне никто не делал подарков, — сказала едва слышно.
— Непростительное упущение, я считаю.
— Прости… Кажется, я с трудом держусь за реальность. Боюсь рот лишний раз открыть, если честно.
— Почему? — На самом деле Макс догадывался о причине такой молчаливости.
— Потому что все равно не смогу сказать то, что сейчас чувствую. — На ее лице появилось выражение глубокого раскаяния.
— Одуванчик, достаточно того, что я и так уже вижу. — Макс не удержался и уткнулся носом ей в макушку. — Далеко не всегда нужны слова.
Она порывисто обернулась, обхватила его руками за талию — и расплакалась. Тихо, беззвучно, если бы не мелко дрожащие плечи то и не догадаться. Макс собирался успокоить ее, найти те самые слова, чтобы навсегда вытравить слезы из ее глаз, но в горле отчего-то встал ком. Поэтому, вместо всех слов мира, он просто обнял ее в ответ, впервые за многие годы наслаждаясь взаимным молчанием.
_____________________
[1] Имеется в виду орхидея Ванда
Их странную идиллию прервал осторожный стук в дверь.
— Кажется, наш завтрак прибыл, — сказал Макс.
— А я даже не умылась, — шмыгнула носом Эль.
— У тебя есть минут десять, чтобы сделать это.
— А если не успею?
— Тогда я съем все самое вкусное.
— Какой жестокий! — Габриэль показала ему язык.
Стук повторился.
— Секунду! — в сторону двери повысил голос Макс. Затем снова посмотрел на Одуванчика. — Успеешь?
— Ты же не думаешь, что я позволю тебе одному съесть всю вкуснятину.
— Именно так я и подумал. Совсем ненадолго.
Он выпустил ее из объятий.
Габриэль решительно подтянула одеяло выше и направилась в ванную. Макс проводил ее задумчивым взглядом.
«Интересно, она помнит, что после умывания ей не во что будет переодеться? Хотя… халаты, там есть халаты». Большие и пушистые. В таком Одуванчик плавно превратится в сонного взлохмаченного медвежонка. Эта мысль вызвала улыбку, что говорится, от уха до уха.
Макс принял заказ, но стол для завтрака сервировал сам — ни к чему Габриэль видеть постороннего человека в номере. Почему-то казалось, что это может смутить ее еще больше.
Она действительно почти успела, задержалась
— Там еще осталось что-нибудь вкусное? — спросила, втягивая носом воздух.
— Самая малость. Но тебе хватит.
— Я очень голодная, — предупредила Габриэль.
Макс пододвинул ей стул с высокой спинкой, помог сесть.
— Надеюсь, ты хорошо выспалась, а то вздремнуть днем не получится. Как смотришь на то, чтобы начать знакомство с Лондоном прямо с Букингемского дворца?
— А это ведь там стоят караульные в таких смешных шапках… — Эль, удерживая в пальцах творожный блинчик, показала над головой подобие высокой трубы.
— Именно, — кивнул Макс. — И каждый день, в одиннадцать тридцать, насколько мне известно происходит смена караула. Только чур не строить им смешные рожицы.
— И даже не щекотать?
Макс поморщился.
— Щекотать, думаю, можно. Но никаких рожиц. Мы же не варвары.
— Не обещаю, что сдержусь, но буду стараться изо всех сил.
— Договорились. Я знал, что ты умная девочка.
Некоторое время они ели молча.
— Не очень умная, если честно… — вдруг сказала Эль.
Макс поднял на нее взгляд.
— Что-то случилось?
— Нет… — она смотрела на него со странным выражением не то смущения, не то непонимания. — Но…
— Спокойно. Все хорошо. Я здесь. Ни о чем не беспокойся.
Она улыбнулась, и ее лицо снова залил румянец. Как недавно, когда он назвал ее Одуванчиком.
Макс поднялся, обогнул столик и опустился перед ней на одно колено. Коснулся ладонью щеки. Эль зажмурилась, прильнула к нему.
— Не пугай меня, — забеспокоился он.
— Я глупая, — снова улыбнулась Эль. — И, наверное, немного не дружу с головой. Знаю, что неправильно такое говорить… но с некоторых пор не хочу ничего скрывать и оставлять на потом. Знаешь, как будто всю жизнь до этого я просто стояла за порогом жизни, и только сейчас начинаю пробовать ее на вкус. И хочется попробовать сразу так много! И не боятся закрывать глаза, и вообще.
Макс продолжал смотреть на нее, терпеливо дожидаясь развязки признания. Ее голос становился все тише, глаза больше не искали его взгляд.
— И то, что происходит между нами. Оно… только наше. Как будто и нет больше никого. И я не хочу останавливаться, не хочу думать, что если попробую слишком много, то потом уже не смогу начинать заново. Мне все равно. — Габриэль мотнула головой. — Я хочу тебя… — проговорила уже совсем шепотом. — Но я не знаю, должна ли давать понять…
Макс притянул ее к себе, крепко обнял, только теперь осознав, с каким облегчением услышал эти слова. Она все еще боится собственных желаний — самых обычных и естественных, но уже не хочет идти против них.