Горький вкус любви
Шрифт:
— Да помню конечно… Но того Митьки Воронцова больше нет и не будет.
— Зато есть Дмитрий Михайлович с кучей преимуществ перед Митькой!
— И главное, с большим жизненным опытом, который не позволит ему больше наделать глупостей. — иронично заметил Дмитрий.
— А вот это можно немного и подвинуть… А то Дмитрий Михайлович так боится сглупить, что не сделает ничего. Ты подумай над тем, что я тебе сказал. И присмотрись к Марии Северцевой. Не просто так вы встретились. — подмигнул ему друг.
Глава 6
После встречи с Эдуардом, Дмитрий много думал над его словами и их разговором. Хоть он усиленно протестовал против оптимистично
Около часа ночи, Воронцов понял, что не может заснуть. «Ну спасибо тебе, дружище. Умеешь ты встряхнуть…» — мысленно отругал он майора и закутавшись в любимый махровый халат, тихо вышел из комнаты. Из окон на первом этаже струился лунный свет, дом пребывал в покое и полной гармонии. Баффи спал в своём уголке в гостиной.
Дмитрий направился в кабинет. Там он зажёг лампу около стола, бра на стене, взял любимый томик поэзии и закурил трубку.
Он часто так делал, когда ему не спалось. С детства пристрастившись к чтению литературы, Дмитрий Михайлович пронёс любовь к книгам через все прожитые годы и собрал достаточно большую библиотеку.
Часы тихонько тикали, отсчитывая минуты, за окном, к которому мужчина повернулся лицом, хлопьями падал красивый снег, и в этой оглушительной тишине, стихи воспринимались особенно остро. Хотя, все мысли адвоката были далеко за пределами рифмованных строк.
Внезапно, он почувствовал, что в комнате не один. Дмитрий повернулся в кресле лицом к двери и увидел Машу. Она стояла на проходе и смотрела на него.
— Марусь, ты чего не спишь? Случилось что-то? — спросил он, положив на стол книгу.
— Нет, всё в порядке. Бессонница просто. Вышла воды выпить и заметила свет из вашего кабинета. — пожав плечами, объяснила девушка.
— Мне тоже не спится. Решил вот почитать, мысли успокоить. Да ты проходи, садись на диван. Чего мёрзнуть в коридоре. — и он жестом указал на кожаный диван стоящий у стены, на которой горели бра. Северцева присела.
— А что читаете?
— Стихи. Люблю поэзию.
— Чьи?
— Ну в данный момент, я взял сборник. Тут произведения разных авторов, разных эпох.
— Я тоже очень люблю поэзию. Тётя приучала с самого детства к книгам и особое внимание уделяла поэзии. Нравилось слушать как она читает мне, потом мы с ней учили стихи. Верлена, Волошина, Антокольского, Киплинга, Гарсиа Лорки…
— Какой не избитый список. — заметил Воронцов.
— Ну, всеми любимых и известных Есенина, Пушкина, Блока, Ахматову, мы тоже читали и любим. — с улыбкой заметила Мария.
— А самый любимый твой поэт?
— Ходасевич. А из женщин-Друнина.
— Очень интересный выбор. Они довольно непопулярны. — снова удивился Дмитрий.
— Поэтому, наверное, к ним особое отношение. Про Есенина и Ахматову из каждого утюга слышно, хотя они, безусловно, великие, и стихи у них прекрасные. А ваш любимый поэт?
— Юрий Левитанский и Вероника Долина. И хоть большинство её стихов-это тексты её же песен, но я люблю их больше читать, а не слушать.
— У вас тоже довольно оригинальный выбор… — оценила Северцева. — Мне у Левитанского больше всего нравится «Сон о забытой роли», а у Долиной «Дитя со спичками».
— Достойные познания в поэзии… Многих удивляют эти имена, многим они неизвестны. — поделился Воронцов. — А ты вот так, с наскоку, ещё и произведения назвала. Снимаю шляпу. — Маша улыбнулась.
— Мне кажется, если человек действительно любит поэзию, то эти имена его не удивят. А почитайте мне что-нибудь из вашего сборника. — попросила она.
— Что?
— А вы наугад откройте. Что выпадет, то и читайте. Мы таким способом гадали с тётей.
— Ну, давай попробуем наугад. Только вот пледом тебя накрою, а то замёрзнешь совсем. — улыбнулся Дмитрий Михайлович и взяв плед, накинул его на машины плечи, а затем, снова сев в кресло, взял книгу и раскрыл её на первой попавшийся странице.
— Стихи Евгения Евтушенко читать будем. — объявил он. Северцева с готовностью кивнула, облокотившись на подлокотник дивана, подпёрла подбородок рукой и приготовилась слушать.
— Когда взошло твое лицо над жизнью скомканной моею, вначале понял я лишь то, как скудно все, что я имею. Но рощи, реки и моря оно особо осветило и в краски мира посвятило непосвященного меня. Я так боюсь, я так боюсь конца нежданного восхода, конца открытий, слез, восторга, но с этим страхом не борюсь. Я помню — этот страх и есть любовь. Его лелею, хотя лелеять не умею, своей любви небрежный страж. Я страхом этим взят в кольцо. Мгновенья эти — знаю — кратки, и для меня исчезнут краски, когда зайдет твое лицо…— красивый голос Воронцова затих и воцарилась тишина. Оба молчали, задумавшись. В конце-концов Маша сказала:
— Вы восхитительно читаете стихи. Я поражена. Правда.
— Да ну, перестань. — отмахнулся мужчина, которому, на самом деле, были приятны её слова.
— Нет, я серьёзно. Я очень много слышала стихов в исполнении разных актёров, актрис, других известных людей… Но вы по-особенному читаете, и это талант. В поэзии ведь так много зависит от чтеца, от того, как произведение преподнести. Спасибо вам.
— Маш, ты меня совсем засмущала, но это тебе спасибо за такой искренний восторг. — отметил Дмитрий.
— Дмитрий Михайлович, а почитайте мне ещё пожалуйста. — попросила девушка.
Воронцов стал читать стихотворение, за стихотворением, но через какое-то время, когда очередной раз взглянул на Марию, заметил, что она спит, уронив голову на подлокотник дивана.
«Ну вот, а говорила, что хорошо читаю. У хороших чтецов не засыпают» — усмехнулся про себя Дмитрий. Он тихо встал, подошёл к Северцевой, накрыл её пледом, упавшим с плеч и замер, наблюдая, как она спит. И снова в душе затеплилось, заёрзала необыкновенная нежность к этой прекрасной девушке.