Горький вкус любви
Шрифт:
«Ну и откуда такие чувства, Воронцов? Откуда это всё? Совсем ты спятил. Неужели действительно влюбился в эту девочку?» — мысленно отругал себя мужчина, упрямо отрицавший очевидное.
Прошло пару дней, как-то вечером, Маша очередной раз позвонила любимой тёте, узнать о её здоровье и просто поговорить.
— Не переживай, Машуня, у меня все в порядке. Врачи говорят, что динамика хорошая. К тому же, совершенно волшебным образом, какой-то фонд позаботился о пациентах этой больницы. Меня перевели в отдельную палату, представляешь? Так
— Что за фонд такой? — удивилась девушка. — Ты ничего не путаешь, тёть Геля?
— Ну ты совсем меня за дурочку держишь? Мне зав.отделением так и сказал: из благотворительного фонда поступили деньги. Вот так вот.
— Надо же, действительно чудеса. Но я очень за тебя рада. — их разговор продлился ещё некоторое время, а затем, Маша спустилась вниз.
Дмитрий Михайлович вызвался приготовить ужин этим вечером.
— Ну что, как там твоя тётя? — поинтересовался адвокат, выглядящий достаточно мило в кухонном фартуке, у плиты.
— Уже лучше, врачи делают хорошие прогнозы. — ответила Северцева, садясь за стол.
— Ну вот видишь как хорошо. Слава Богу.
— Да. Представляете, её перевели в отдельную палату и к тому же приставили отдельную медсестру. Чудеса какие-то. Для нашей районной больницы-это вообще нонсенс. Однако, тётя про какой-то благотворительный фонд рассказывает, мол деньги оттуда.
— Вполне возможно. Ты же не знаешь, вдруг правда фонд…
— Да я вообще не знала, что у нас какие-то такие фонды есть. Не слышала даже никогда! — удивлялась Мария.
— Ну, вот теперь услышала. Мне кажется, везде существуют благотворительные фонды и это правильно. Надо же помогать людям, которые попали, например, в такую ситуацию, как твоя тётя… — говорил Воронцов, как-то быстро отвернувшись и став активно мешать рис, который в этом не нуждался.
— Дмитрий Михайлович, вы что-то от меня скрываете?
— Что? Нет. — он быстро глянул на девушку. — Что мне от тебя скрывать? Разве только показания своих клиентов.
— Вы как-то странно себя ведёте. — не отставала Северцева. Но через паузу поражённо произнесла. — Это вы?
— Что я, Маш? — немного нервно спросил Дмитрий.
— Это ведь вы оплатили тёте отдельную палату и медсестру. Так? Ну посмотрите на меня. — попросила она. Мужчина вздохнул, повернулся и взглянул ей в глаза. — Вы. — констатировала Маша.
— Даже если я, — признался, наконец, Воронцов. — это та же благотворительность… Мне просто хотелось помочь, сделать доброе дело. Ангелина Георгиевна ведь одна там.
— Дмитрий Михайлович! — девушка всплеснула руками.
— Что, Маруся? Ещё скажи, что я плохо поступил. — усмехнулся он.
— Вы хорошо поступили, я очень вам признательна и благодарна, но это неправильно… — сетовала Мария.
— Что ж тут неправильного?
— Я и так перед вами в неоплатном долгу. Вы столько хорошего делаете для меня…
— Прекращай. Я правда искренне хочу помочь и тебе, и твоей семье. И делаю это по собственной воле. Это мои решения и они не обсуждаются. Понятно?
— Спасибо вам… — ещё раз произнесла Северцева.
— Давай ужинать. Уже готово. — улыбнулся Дмитрий и положил ей на тарелку кусочек курицы, запечённой в духовке на соли и рис, аппетитно пахнущий карри.
Девушка тут же попробовала.
— Ну как? — не вытерпел он, внимательно наблюдая за тем, как Мария пробует приготовленное.
— Вкусно. — ответила она искренне.
— Ну, ты прости, что так просто… Ты то готовишь какие-то чудеса, от вкуса которых голову потерять можно. А я так примитивно тебя кормлю. — скромно заметил Воронцов.
— Ну почему примитивно? Рис просто верх кулинарного искусства! Дайте рецептик! — улыбнулась девушка, говоря всё это вполне серьёзно.
— Машка, какая же ты… — восхищённо произнёс адвокат, наблюдая за тем, как она с аппетитом уплетает ужин, приготовленный им.
— Какая?
— Настоящая! С тобой так просто. Всегда говоришь правду, искренняя…
— Не всегда… — улыбаясь заметила Северцева. — В тюрьме то я долго врала вам.
— Ну, там обстоятельства другие были. Я имею ввиду в повседневной жизни.
— Я с детства такая. Люблю говорить правду. Тётя, правда, говорила, что нельзя так, совсем не хитрить. Но я не понимала. — Дмитрий всё так же, улыбаясь, слушал её и наблюдал. — А вы чего не едите? — спросила Маша. — Вкусно же! — и только мужчина взял в руки вилку, как тут раздался звонок его телефона. Он посмотрел на экран, нахмурился.
— Извини! — произнёс обратившись к девушке и ответил на звонок. — Алло! Да, здравствуй, — холодно обратился он к звонившему или звонившей. В его голосе даже появился металл, что было настолько нетипичным для Воронцова. — Нет, это исключено! Еще не хватало! Я занят, ты по-русски понимаешь? Даже не думай, подыщи другую кандидатуру! Мне наплевать, слышишь? И вообще, хватит меня доставать! Мне это надоело! Нонна, ну сколько можно, прекрати всю эту канитель раз и навсегда, и вообще, мне сейчас неудобно говорить! Все! — он решительно нажал на кнопку отбоя. — Прости, но просто это уже невыносимо! — адвокат посмотрел на Машу извиняющимся взглядом.
— Это ваша жена? — спросила она, а он сразу уловил перемену в её интонации.
— Нет, это моя бывшая жена. — мужчина сделал акцент на слове «бывшая». Прости, ты не могла бы мне дать холодной воды? — попросил он. Волнение и раздражение, которые его охватили, были очевидными.
— Вот, пожалуйста. — Северцева быстро подала ему воду. Он залпом выпил стакан, а затем произнёс. — Извини, но после разговора с ней… Это невыносимо! — повторил Дмитрий Михайлович. — Прости, я не сдержался, вероятно, я был груб с ней, но…