Горм, сын Хёрдакнута
Шрифт:
Йормунрек опять ударил сверху, на этот раз превратив верхнюю половину Гормова щита в щепки. Пока Хёрдакнутссон брал новый щит, конунг осушил кубок, наполненный тройным пивом. Горм, глотнув жареной воды из протянутой Щеней деревянной чаши, снова шагнул за плащи. Поединок возобновился. Конунг повернул щит нижним краем вперед и взмахнул левой рукой, целя ярлу в низ живота. Уворачиваясь, тот неловко ступил на ранее поврежденную ногу. Последовал страшный удар сверху, во все стороны полетели куски дерева.
– Второй щит. Кривой, если он и меня уложит, порви его, как ту козу, – прошептал
Горм взял свой последний щит в правую руку, а секиру в левую. Сын Хакона и сын Хёрдакнута снова принялись кружить по пространству, отмеренному плащами. Когда за спиной Горма оказалась лестница, у которой стояли его дружинники и Тира, та вынула из волос клинок-заколку, подняла руку с ним вверх, опустив другую вниз, и приподнялась, касаясь камней пола только носком правой ступни. Ее лицо озарила очаровательно зловещая улыбка.
– Золотая дева? – выдохнул Йормунрек.
Одновременно, Горм выпрямил и повернул правую руку, верхним краем щита угрожая лицу конунга. Тот оттолкнул дерево топорищем, но ярл тут же нанес свой удар, сбоку и почти без замаха. Пренебрежительным движением, Йормунрек поднял свой щит слегка под углом. Дерево отклонило бы лезвие обычного боевого топора вверх, но секира Горма со вдавленными боками и тяжелым, как у колуна, обухом, с сухим треском прошла прямо, ударила сбоку в шлем братоубийцы, рассекая сталь и кость, и застряла, наполовину разрубив наносник. Вместе с каплями крови, во все стороны полетели осколки зеленого камня.
Движение Йормунрека и Горма остановилось. Ярл потянул за рукоять. Лезвие его оружия со звоном разлетелось на куски. Йормунрек с лязгом рухнул на камни и остался лежать на полу в растекающейся темной луже, отражавшей пламена факелов. Зрители в полном молчании наблюдали, как победитель бросил лиственничное топорище по одну сторону от трупа, щит по другую, приблизился к придвинутому к стене креслу, стянул с него крытый шелком плащ конунга, прошел в другой конец покоя, и накинул его на плечи Тиры.
– Какой был толк в этой секире. Сдается мне, больше ни на что не годна, – прозвучал голос Асмунда.
– Го-о-орм! – наконец заорал Родульф.
Его рев потонул в криках других и лае собак. Когда вопли, гавканье, и стук по столам и стенам чуть поутихли, Эйольв в клетке набрался смелости потребовать:
– Скажи слова!
У ярла вертелся на языке рунхент, за недавние несколько недель в значительной степени сам собой сложившийся при мыслях о Беляне, Чаруше, и Ильдисунне, упоминавший не только их, но и неизвестное число замученных Йормунреком безымянных дев, и призывавший конунга к ответу. Горм посмотрел на Торлейва. Тот преклонил колени перед телом приемного сына, пытаясь снять рассеченный и смятый шлем. Что-то мокро блеснуло у мудрого старца в правом глазу. Горм обратил взгляд к анассе, зябко кутавшейся в багряный плащ, и сказал:
– Пойдем отсюда.
Глава 87
– Удручающе.
Таково было заключение Плагго после испытания сифона, заряженного вместо нафты «венедской мертвой водой.» Жидкость правильнее было бы назвать слезами (или еще каким выделением) оливкового дракона, хотя Горо утверждал, что перегоночное устройство,
– Полторы сажени, – возгласил Кирко. – Вся в воздухе сгорела.
– Может, добавить к ней чего? Дегтя? – Хёрдакнут понюхал лужицу вещества и поморщился. – Ушкуйники ее с пивом мешают…
– И как? – справился Горо.
– Лучше Плагго-мудреца не скажешь – удручающе. Особенно поутру на следующий день.
Ярл в ужасе от воспоминания потряс головой и сделал несколько шагов в сторону от огнемета, испытания которого проходили посреди распаханной и удобренной мамонтовым навозом делянки, с этой весны переведенной на шестипольный оборот. Жужжали насекомые, в небе стайка жаворонков пустилась врассыпную от чеглока. За перелеском, на зеленой лужайке перед треллеборгом, дружинники, среди которых небольшой осадной башней возвышался Гормов скальд, в перерыве от упражнений с мечами, щитами, и копьями остервенело пинали ногами мяч.
– Мало Родульф с Ньоллом их гоняют, – пробурчал Хёрдакнут. – Завтра сам пойду.
Игра, естественно, велась не по гардарскому укладу (у кого ж на это терпения достанет), а по винландскому. По необходимости, заснеженный лед был заменен травой, а вместо полыньи с ледяной водой, вратарь каждой ватаги защищал навозную телегу с поднятыми вверх оглоблями.
– Если эту фефку побольше сделать, может, сопротивление уменьшится и струя дальше полетит? – Кнур полез в сопло огнемета со щипцами.
– Что побольше сделать? – не понял Кирко.
– Вот, – кузнец извлек бронзовую трубку, внутри которой была еще одна, сужавшаяся к концу. – Фефка. Сейчас расширим.
Он раскрутил вытащенное, отдал внешнюю часть схоласту, и направил шаги к кузнице, находившейся не доходя кругового защитного частокола, теперь наполовину погребенного в забутованной битым камнем земле, кинув остававшимся у огнемета:
– Я недолго, фитиль погасите пока, а давление держите!
– Варвар, – рассмеялся ему вслед Кирко. – Не фефка, а кроунизматио!
– Пока Кнур кроу… фефку расширяет, давай вот о чем поговорим, – обратился Хёрдакнут к Плагго. – Мне в Ноннебакке грамотник нужен, да такой, чтоб Зверин, Бирку, и Хроарскильде за пояс заткнуть. Оставайся?
– Рад бы, Хёрдакнут ярл, – мистагог поклонился. – Но путь мой уж сговорен, как Пустельгу с Полуночи закончат грузить, прямиком в Альдейгью. Да и зачем тебе старик с трясущейся ногой? Кирко знает все то же, что и я.
– Так-то оно так… – гордый отец Горма, Хельги, Асы, и Нидбьорг с сомнением уставился на схоласта.