Гормон счастья
Шрифт:
Но это краткий и преходящий эффект. Реальность скоро вернется во всей своей полнокровной и грубой мощи. И она будет беспощадна.
— Катя, я думаю, что это не может быть случайностью.
Модель вскинула на меня измученные, но глядящие с отчаянным вызовом глаза и произнесла:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— О том, что ты была с Войнаровским, и его убили. Потом ты была с Игорем Дмитриевичем, и его тоже убили.
— Меня уже спрашивали об этом. Раз сто. Такой мерзкий тощий козел
— Козел с рыбьей харей? Забавный биологический парадокс. Но еще более забавно то, что, ты кажется, работаешь наводчицей. Точнее, тебя используют в таком качестве. Но я хочу использовать тебя в ином качестве.
На ее лице появилось откровенное недоверие и презрение. Но «каллистовская» модель ничего не сказала, кроме короткого и злобного:
— Это как?
— А вот так. Использовать я тебя хочу в роли дегустатора. Вот что, Катя: возьми-ка пробирочку и понюхай ее. Можешь даже попробовать. Не бойся, я тебя не отравлю. Если ты не захочешь это пить, не пей.
Я вынула из сумки и сунула Кате в руку пробирку, на самом дне которой было несколько капель «Романа и Джульетты». Катя поднесла ее к носу и понюхала. По лицу девушки сначала разлилась смертельная бледность, тут же выдавшая ее с головой, а потом на нем проступил румянец. Катя выпила все содержимое пробирки, не задумываясь. Потом подняла на меня глаза и спросила:
— Я не могу тут говорить. Что он велел передать? Когда он вытащит меня отсюда?
Вот тут-то меня и ударило. Как воздушной волной в голову от разрыва снаряда неподалеку. А воздушная волна бьет очень больно, по себе знаю. Кажется, Катя приняла коктейль за опознавательный знак, за некий условный пароль. Правильно. Такого коктейля не может быть ни у кого. А то, что она не допила его там, в туалете, так это, верно, от избытка чувств. Уж я-то хорошо знаю, какой избыток чувств вызывает «Роман и Джульетта». А если еще напиток приготовлен с повышенной концентрацией «спецдобавки»…
Осталось только выяснить, о каком человеке подумала каждая из нас.
— Он сегодня уезжает, — сказала я.
— Кто? — медленно выговорила Катя. — Кто уезжает?
— Он.
— А Роман тоже?
— И Роман тоже, — отчеканила я, имея в виду Романа Альбертовича Лозовского, а вовсе не Иванова.
— Как… уезжает? А я? — Она растерянно посмотрела на пустую пробирку.
— А вот об этом спроси у него самого. Хочешь?
— Как?
— А я ему позвоню, — выговорила я с отчаянно колотящимся сердцем.
Кошмарная мысль проникла в мой мозг и теперь мучительно билась в нем. Если эта мысль найдет подтверждение в ближайшие пять минут, то мне конец. Я просто умру. Так мне сейчас казалось. И все-таки — ведь пока я еще жива! — нужно было продолжать игру. Поэтому я продолжила:
— Я ему позвоню, и ты сможешь с ним поговорить.
Катя не удивилась, что я собиралась звонить человеку, которого должны объявить в федеральный розыск. Нет, она нисколько не удивилась.
И это еще больше подогрело
Я набрала хорошо знакомый мне номер и передала мобильник Кате:
— Говори.
— Это я, — произнесла Катя в трубку. — Как откуда? Все оттуда же! Оттуда, где ты меня оставил. Чего? Погоди… А в чем тогда дело? Что? Ни-ко-го?
Я сидела, глядя прямо перед собой, и чувствовала, как на меня наваливается что-то неизмеримо тяжелое, что-то дикое рвет меня изнутри и трясет тело мелкой дрожью. Зачесалось под ногтями, словно из-под стильного маникюра прорывались когти той большой кошки, чье имя я носила.
Я с трудом обуздала жуткое желание вцепиться в глаза Кате, а потом выхватить у нее трубку сотового и швырнуть его в стену.
— Он говорит, что никого ко мне не присылал, — бледная как смерть, глядя на меня лихорадочно горящими глазами, выговорила Катерина. — Он бросил трубку.
Я уже не слушала ее. Я подскочила к двери камеры свиданий и отчаянно забарабанила в нее. Открыл недовольный лейтенант, и я вылетела вон, как тигрица из клетки…
Впрочем, почему — тигрица? Ведь Багира — черная пантера.
Глава 11
Стена клуба «Ривароль» бросилась в лобовое стекло, и я едва успела затормозить «Ягуар», так, что между бампером и лепным выступом на стене остался буквально сантиметр.
Из клуба выскочил охранник, начал что-то орать и усиленно жестикулировать, но его разъяренное лицо мелькнуло перед глазами только на секунду, потому что я отвернулась, а когда его тяжелая рука легла на мое плечо и начала выволакивать из салона, я ударила, не глядя. В висок.
Охранник рухнул как подкошенный.
Я перепрыгнула через него и стремительно двинулась к дверям «Ривароля». В них уже возник второй охранник, он прекрасно видел, что произошло с его напарником, и потому тепло встретил меня наведенным в лицо дулом пистолета-пулемета «узи».
— Мне нужен Корсаков, — выговорила я.
— Хрен тебе, а не Корсаков! — рявкнул он в ответ, но тут же на звук его еще не затихшего голоса наложились мерные, цедившиеся по одному, как глотки хорошего коньяка, слова:
— Пропусти ее. Она ко мне. Проходи, Юля.
Я уже успокоилась. Взглянула на оторопевшего охранника и, деловито пройдя мимо него, выговорила с поразившим меня саму насмешливым спокойствием:
— Здравствуй, Володя. Не ожидал так рано? А я вот соскучилась.
— Я тоже, — отозвался он. — Хотя, конечно, я несколько занят. Но для тебя время найду, если Роман Альбертович не оторвет. Ведь ты хотела поговорить со мной? Пойдем.
Мы расположились в небольшой комнате, в которой из мебели были только два кресла и журнальный столик, да в углу стоял огромный телевизор с плоским экраном. Корсаков закурил, хотя до этого я склонности к курению за ним не замечала, и произнес: