Горничная для Мага
Шрифт:
— Я не сомневался в твоей бескорыстности, — Ламмерт отвечал в тон своей собеседнице, и ей это не нравилось.
— Я не настолько плоха, как ты придумал себе, — усмехнулась Игнэс, — как быстро ты забываешь обо всём хорошем! Но ладно, не будем ворошить прошлое и открывать заново раны, правда? Будем считать, что я хочу помочь тебе из старой дружбы. И я закрою глаза на то, что ты взял в жёны эту… Эту… — лицо Игнэс изменилось, ожесточилось в одночасье. — Почему, Хэварт? Я не понимаю. Она ведь тебе совсем не подходит. Это бледная моль... Когда вы успели познакомиться?
Фабиана горько пождала губы, хотелось закрыть уши и уйти, уйти далеко от этого места, а лучше — немедленно покинуть Ристол, прямо сейчас, пока они разговаривают.
— Во-первых, не забывай, что ты в моём доме, — голос Ламмерта доносился теперь будто через толщу, — а во-вторых, моя личная жизнь и мой выбор тебя не касаются…
В следующий миг Хэварт покинул своё место, и испуг толкнулся в груди Фабианы, казалось, что он сейчас что-то сделает, но он остановился, нависая над застывшей молодой леди, которая кажется тоже испугалась.
— …Не смей так больше говорить о ней, ты ей в подмётки не годишься. Ты продала своё тело, свою душу и смеешь оскорблять других, — Хэварт смолк, но это молчание как угроза.
— Ну же, договаривай, скажи, кто я — потаскуха, продажная шлюха? Или ещё хуже. Кем ты меня ещё считаешь, говори же! Но чем ты лучше, Хэварт? Ты продал душу Бездне и пытаешь стоить из себя честного и чистого? Ты вор без морали и принципов, ты преступник, вот ты кто. Интересно твоя нынешняя жёнушка знает об этом, нет? — прошипело зло Игнэс. — Как быстро ты забываешь то, в чём сам по горло в грязи, ты в ней по уши, Хэварт! И всё становится только хуже. Тебе не выбраться из этого никогда. Никогда! — в следующий миг, Фабиана даже не ожидала, Игнэс поддалась вперёд и, обвив шею Ламмерта, прильнула к его губам.
Сердце оборвалось и ухнуло в пропасть, а потом забилось так быстро, горячо и больно, что Фабиана невольно схватилась дверной косяк, не в силах пошевелиться. Хэварт жёстко перехватил хрупкие запястья Игнэс и резко оторвал от себя, но девушку это не остановило, она что-то прошептала горячо — не разобрать, только обрывки на грани слышимости.
— Ну поцелуй же… Ты же этого хочешь… нам же так хорошо было вместе. Горячий, безумно… любимый… Мой.
Но дальше Фабиана уже ничего не понимала. Ламмерт сгрёб лицо гостьи в ладони и впился в её губы с какой-то дикой, почти звериной жадностью.
Всё тело Фабианы занемело и напряглось до звона. Таким она никогда его не видела, точнее, с ней он был не такой, а сейчас будто занавес упал, и она увидела, какой милорд на самом деле — за всей этой сдержанностью и благородством скрывались самые настоящие пороки, пугающие, чуждые и одновременно будоражащие, влекущие. Фабиану проняла дрожь. Это была не нежность, а борьба, страсть на грани боли. В какой-то момент Ламмерт обхватил плечи миледи и глубоко толкнул от себя. Игнэс отлетела в сторону, взволнованная, испуганная, но на лице явное довольство собой от того, что получила, что хотела.
— …как бы ты ни скрывал, я тебе не безразлична. И ты никуда от меня не денешься. Ты мой, Хэварт. Если ты хочешь видеть своего брата, ты не прогонишь меня. Ты же хочешь его видеть, да? Я знаю, кто они…
Хэварт чуть повернул голову, и Фабиана отпрянула, прижавшись к стене, и застыла, ощущая, как сердце колотится горячо и обрывисто, толкая по венам жар. Коснувшись шеи, делая глубокий вдох, она пустилась прочь. Добежав до комнаты, распахнула дверь и, скользнув в покои, захлопнула створку, заперлась изнутри, попятилась от порога, смотря на дверь не моргая. Ошеломлённая и оглушённое увиденным и услышанным.
Фабиана обняла себя руками и отвернулась. Прошла к окну. В голове всё ещё звучали обрывки слов Хэварта, Игнэс. Щёки нещадно пылали, и Фабиана прижала ладони к лицу, зажмурилась. О чём Игнэс говорила? Почему она его называла преступником? Что это за нелепость, но мысли складывались сами собой — похищение младшего Ламмерта, видимо, с тем связано, и об этом говорила Игнэс. Его похитили, чтобы что-то требовать или отомстить. Слова Танора всплыли в памяти сами собой:
«Ты точно спятила. Да ты знаешь, кто он — этот Ламмерт?»
«…Преступник и вор... вор без морали и принципов, ты преступник, вот ты кто».
Фабиана тряхнула головой, это не укладывалась в мыслях. Он, Хэварт эрн Ламмерт, оказался беззаконником? Воспитанный в благородной семье, имеющий безукоризненные манеры…
Фабиана задержала дыхание. Как бы то ни было, кажется, об этом в Вальшторе никто не знает. Если это всё правда, то дела у Ламмертов и в самом деле скверные. Но Игнэс знает, где Витлар, и готова помочь.
Горечь сожаления встала в горле комом. Хэварту придётся согласиться на её условия. Что между ними на самом деле? Он обращается с ней грубо и в то же время целует так страстно, несдержанно. Перед глазами это видение, где он целует Игнэс…
Внутри заскребло, с каждым вдохом становилось всё паршивее, никогда Фабиана не чувствовала себя столь отвратительно и гадко, а ещё пусто и тоскливо.
Фабиана отвернулась от догорающего в сумраках заката, впервые она ощутила себя лишней в этом замке, и хотелось как-то заглушить эту пустоту, задавить, заполнить чем-то другим немедленно. Невыносимо в одиночестве, невыносимо слышать свои мысли, ощущать накатывающее отчаяние, находиться вдали от… Фабиана задохнулась, застопорившись на этом ощущении покинутости.
Всевидящая, неужели её волнует, близко ли Ламмерт или далеко, рядом с ней или с другой? Когда это случилось? Когда он заполнил её мысли и сердце? Фабиана снова тряхнула головой. Чушь, ерунда. Поджала губы, испытывая всё то же тягостное чувство пустоты, уныло скребущее душу.
Слёзы сами собой проступили на глаза, затуманивая взгляд. Нет, это всё пройдёт, завтра будет лучше, это всё из-за пережитого, из-за дядюшки, он всё же смог надломить её. У него это получилось.
У Хэварта Ламмерта своя жизнь, и она не такая, какую наблюдала здесь Фабиана. Ему не до неё. И Игнэс, кем бы она ни была ему, подходящая пара. Красивая, решительная, настойчивая.