Горностай
Шрифт:
Между тем все еще находились легковерные, которые надеялись переждать бурю на месте, потому что каждый вечер, а иногда и днем откуда-то из-под пола или с потолка доносился шорох, настораживающий горностаев. Просто они не могли спокойно сомкнуть глаза, когда слышали шум или писк. У них это в крови: они должны разобраться, кто, где, почему… И в рыцарском замке снова появились привидения.
НАВОДНЕНИЕ
Весна наступила неожиданно. Собственно, это было первое серьезное предзнаменование весны, потому что здесь по-на-стоящему теплая погода устанавливалась не так скоро — сказывалось ледяное дыхание моря. Но на сей раз юго-восточный ветер принес с материка разогретый воздух, окутав землю и море густой пеленой тумана. Снег с шумом съезжал с тростниковой крыши, на каждой тростиночке висели прозрачные капельки и больше не замерзали. Буквально за одну ночь канавы возле шоссе и полей наполнились до краев, потоки устремились к морю, однако ручей все еще был скован зимним панцирем, который, судя по всему, вот-вот должен распасться, развалиться, уступить бурному натиску вод. На следующий день с обеда повалил мокрый снег, постепенно перешедший в дождь, все более усиливавшийся.
К утру бугорки на полях обнажились и почернели, снег растворился, будто пена на квасе. Вдобавок ко всему ветер изменил направление, всколыхнул море, взломал льды и прибил их к берегу. Когда встретились две стихии, когда ледяные валы, напиравшие с моря, воспрепятствовали стоку полых вод, началось наводнение — ручей вышел из берегов, большие и малые канавы переполнились, вода залила поля, прибрежные камыши, пастбища вдоль залива и даже луг, расположенный повыше. Разразилась беда — многочисленные ходы и теплые норы, в которых зимовали маленькие животные, оказались затопленными.
Прежде всех вынуждены были оставить свои убежища и искать места посуше мышки-норушки; из лесной лощины и из кустарника вдоль канав эвакуировались рыжие полевки, желтогорлые и полевые мыши, они сплавлялись на стеблях камыша и высохшей прошлогодней травы, принесенных полой водой. Все устремлялись к высоким каменным кучам и валам.
Те, кому удалось спастись от стихийного бедствия, сидели нахохлившись на возвышениях, мокрые и злые друг на друга. Начинался голод. Никто не удосужился прихватить с собой торбу с припасами — кладовые с семенами, колосками, зерном и орехами остались на обжитых местах, к которым нельзя было подступиться.
Ничего удивительного нет в том, что драки вспыхивали из-за любых мелочен: подпорченного зернышка, поврежденного червяком орешка, семенников трав или зеленых озимых всходов, показавшихся из-под снега. Сильные вынуждали слабых страдать от голода, дрожать от холода.
А тут еще на помощь пострадавшим кинулись четвероногие и пернатые «спасители».
Лиса, ознакомившись с положением на залитых полях, тут же уразумела, что мыши покинули свои норы и их следует искать в других местах. Она пустилась к выкорчеванным пням на краю целинного участка и хватала тех, кто неосторожно высовывал нос, прекращая их терзания.
Постившийся большую часть зимы и отсиживавшийся на верхушке ели ястреб и зимовавшая под самой крышей стоявшего на отшибе сенного сарая неясыть вылетали на дежурство посменно. Ястреб с рассвета до вечерних сумерек, неясыть с сумерек до утренней зари.
Горностаи тоже приняли деятельное участие в спасательной операции. Из дома их выманила весенняя перемена погоды. Хвост трубой, понеслись они вдоль кустов, покружили в можжевельнике и заглянули на старый каменный вал, где тотчас пришли на выручку уцелевшим беглецам.
ВОЗДУШНЫЕ ПИРАТЫ
Ястреб и неясыть вынуждали горностаев быть предельно осторожными. Никому не хотелось попасть в когти к птицам, которые старались наверстать упущенное после полуголодного существования в долгие зимние месяцы.
Ястреб все время держал в поле зрения хутор Таммисту. Горностай едва успел юркнуть под крыльцо, как тот опустился на конек крыши. Когда горностаи рыскали по берегам магистрального канала за домом, ястреб просвистел над ними, как ракета, сложив крылья и вытянув клюв.
А вечером бесшумно планировала над двором неясыть. Витала, как злой дух, вокруг дома или опускалась на верею. Крутила своей круглой головой, Мигала то одним, то другим глазом, словно маяк во мраке ночи. Ясное дело, высматривала, чем бы поживиться.
Почему именно сейчас, в первые весенние дни, хищные птицы так упорно кружили над горностаями?
Едва ли зверьки понимали, что беда их в белых зимних шубках — не самом лучшем наряде для прогулок в просыпающемся к жизни лесу. И не они одни оказались в подобном положении: заяц-беляк чуть было не попался им в лапы из-за своей шкурки. А удрал лишь потому, что вовремя заметил белых горностаев.
Белый мех одинаково хорошо служил горностаям и зайцам зимой. Попробуй-ка обнаружить их на чистом снегу! Все равно что навозного жука разглядеть в полной темноте.
Однако покровительственная окраска может стать предательской, когда линька запаздывает или начинается слишком рано. Вернее сказать, когда смена времен года опережает обычные сроки или задерживается.
Последние снежные наносы остались лишь местами в густом лесу. На фоне черной земли и побуревшей травы, в кустах и среди можжевельника белый зверек был виден как на ладони, особенно с воздуха.
Как горностаям, гак и зайцам пришла пора сменить зимние шубки на весенне-летне-осенний наряд. Но кое-кто так и не успел это сделать: в березовом колке возле поля валялись клочья белой шерсти — ястреб или филин расправились с зайцем.
ЛЯГУШКИ
Удивительные это существа. Снег только сошел, вода на дне лощины, заросшей по склонам черной ольхой, ледяная — солнце не успело ее прогреть, а у лягушек уже начался веселый купальный сезон. Мурашки по спине бегут, когда на них смотришь: день-деньской мокнут в воде, лишь кончик носа торчит да глаза выпучены. И никак не окоченеют! Голышом ведь сидят, нет на них ни шерстинки.
И откуда их столько взялось? Сверкают ляжками, высовывают голову из воды и квакают. Лягушачий хор звучит так громко, что перекрывает крик чаек над заливом и островками.
Горностаи да аист в длинных красных сапожках постоянные посетители лягушачьих концертов. Аист разгуливает по болотине, горностаи слушают на берегу.
Пожалуй, несколько наивно предполагать, что горностаи ходили на концерты послушать квакомузыку. Об аисте и говорить нечего — молчаливая, угрюмая птица. Он стоял на своих длинных ходулях по колено в воде и время от времени выхватывал из нее какого-нибудь солиста, так что тот успевал лишь разок дрыгнуть лапками, прежде чем исчезал окончательно.