Горный удел
Шрифт:
– Слушай Фольша!
– потребовал Костас.
И тут же в уши Олафа ворвался стократно усиленный рев повстанцев. Фольш! Фольш! Сотник сам не заметил, когда присоединился к этому хору. Люди нравились ему... Теплые, нежные, мягкие, совсем не такие, как покрытые жестким хитином пауки. Люди должны помогать друг другу!
– Фольш!
– Олаф даже осторожно подпрыгнул, но тело не отозвалось болью.
– Фольш!
– Фольш!
– просиял Костас.
– Вот твой выбор! Фольш! Веди нас к Фольшу! Фольш! Олаф!
Повстанцы собрались в круг возле новообращаемого, многие
– Фольш!
– крикнул Олаф, втыкая клинок в живот Костаса.
Тот еще попытался поддержать, выкрикнуть имя бога, но не смог и только жалко улыбнулся, приседая. Олаф ударил Мету, под грудь, в сердце, и тут же его схватил за руку первым опомнившийся Пивар. Но ловкие пальцы воина перехватили кинжал, прокрутили, поворот запястья дал необходимый нажим.
Пивар еще смотрел озадаченно на свою руку, почему-то переставшую слушаться, выпустившую врага, еще не чувствовал боли от пореза, а Олаф уже катился по земле к костру. За ним кинулся Вик, замахиваясь топором, но сотник не поднялся, прыгнул вперед, сквозь огонь, над самыми углями. Дикарь едва успел остановиться, бороду опалило огнем.
– Уйдет!
– взревел Вик и побежал вокруг огня.
Олаф не долетел, упал на угли, но сберег руки, прокатился по ним на спине. С затрещавших волос на затылке он сбил пламя ударом ладони, радуясь, что вовремя знаменитой прически, с курткой не было времени разбираться. А она стала прекрасным ориентиром для догоняющих - раздуваемый ночным ветром огонек, убегающий в темноту.
– Костас убит!
– голосил сзади оставшийся у костра Пивар, и дикари ответили злобным воем.
Олаф услышал их голоса и понял, что убежать не получится, погоня прямо за спиной. Сотник обернулся, заметил просвет между бегущими повстанцами, упал на землю. Часть людей действительно проскочила мимо, кому-то он успел глубоко взрезать икру, но поотставший Вик чудом не попал по неожиданно оказавшемуся прямо перед ним беглецу. Топор воткнулся в землю, Олаф выкатился из-под пытавшегося прижать врага телом воина и успел снова вскочить на ноги, чтобы теперь бежать в сторону вершины.
Уже через несколько шагов, когда склон круто пошел вверх, сотник почувствовал, что дурман покидает его. Опять начали болеть ушибы, в голове послышался тихий, но какой-то очень тяжелый звон. Удивляясь, что его еще не схватили, не сбили с ног, Олаф все медленнее бежал вверх, задыхаясь, с трудом переставляя ноги.
Он оглянулся. Преследователи тоже устали, они плясали весь вечер, поддерживаемые внушением колдуна, а теперь Костас умер. Погоня превратилась в странное зрелище: Олаф почти полз, часто хватаясь рукой за землю, за ним так же медленно поднимались повстанцы. Никто больше не пел, слышно было только хриплое дыхание множества глоток, треск дров в костре и гудение ветра в скалах.
Стали попадаться крупные камни, потом Олаф оказался между двух больших валунов. Испугался, что его обойдут, опять пробежал несколько шагов и совсем выбился из сил. Валуны встречались все чаще, между ними навстречу дул сильный ветер. Очередная щель оказалась длинной, она постепенно сужалась и наконец сотнику пришлось остановиться.
Он прижался спиной к камню и зашипел от боли - куртка все еще тлела. К нему, постанывая то ли от усталости, то ли от жажды крови, протискивался кто-то, неразличимый в темноте. Олаф выставил вперед кинжал.
– Убью!
– предупредил он.
Повстанец оказался Виком, волосатым, крупным дикарем. Он уже почти застрял в щели, но пытался идти грудью вперед, чтобы иметь возможность рубить топором, держа его в обеих руках. Хрипло выдохнув, он обрушил удар в темноту щели. Звякнула сталь, Олаф едва удержал кинжал, отдернул руку.
Деться ему было некуда, в темноте от удара не увернуться, кинжал слишком короток для обороны. Сотник отступил еще на шаг, стараясь не дышать. Вик снова выдохнул, опуская топор, и тогда Олаф рванулся обратно. Он успел - поднимаемое оружие ткнулось ему в живот, чивиец вытянул вперед руку и услышал хруст разделяемой сталью плоти. Вик жалобно пробормотал что-то и отступил.
Он не ушел далеко: Олаф слышал его дыхание. Спустя некоторое время оно прекратилось. Осторожно нащупав тело, сотник понял, что оно повисло, зажатое в узкой щели. Тогда чивиец обхватил остывающего Вика и потащил его за собой, будто стараясь закупорить им вход в свое убежище. Теперь он был вооружен еще и топором, можно было попробовать отбиться.
Повстанцы негромко перекликивались. Олаф опустился на колени, прижался щекой к скале, на слух отслеживая их передвижение. В щель никто больше не полез, только позвали Вика, зато побродили вокруг, попробовали забраться на валуны. Потом все стихло.
2
Иржа решил потребовать полного ответа от Повелителя Чивья. Никто не смеет требовать от смертоносца измены городу, объясняя это лишь какой-то мифической угрозой со стороны стрекоз. Если же чивийцы не захотят быть с ним откровенны и применят силу, то Горный Удел Ужжутака будет держаться до последнего защитника.
И умереть последний воин должен именно здесь, у моста. Иржа стоял на том самом месте, представляя себе возможные варианты штурма. Как ни велик Хаж территориально, а оборонять надо именно дворец, прорвавшись сюда противник получит сразу все. Конечно. Против армии Чивья не устоять, тут Око Повелителя Ужжутака не питал никаких иллюзий.
– Иржа, все люди прибудут завтра, - подошел Патер с докладом и виновато повесил большую голову.
– Разболтались! В дальних поселках решили, что гонец что-то перепутал, пришлось еще раз посылать.
"Хорошо," - коротко ответил паук, но воевода не собирался так быстро уходить.
– Что же случилось такого, а?
– он прислонился спиной к сосне.
– Жили мирно, никого отсюда не трогали, никому не были нужны... А теперь - война. Может, ее не будет?
"Будет," - сказал Иржа, но добавил, помедлив: - "У нас есть некоторые шансы на мир... Все будет зависеть от Смертоносца Повелителя Чивья."