Горный удел
Шрифт:
– Зачем специальные камеры?
– Чтобы крыльями махать, Олаф! В таком ходе, как этот, стрекозе не развернуться.
– Так это вроде того, как пчелы делают!
– решил показать некоторую эрудицию Олаф.
– Значит, здесь улей?
– Ты ладишь с пчелами?
– тут же заинтересовался тот копейщик, что до сих пор молчал.
– За медом лазил?
– Нет, только знал таких.
Они шли теперь по горизонтальной поверхности. Время от времени в стороны уходили такие же коридоры. Олафу оставалось только надеяться, что им не придется делать много поворотов, и дорогу наверх он в
Между тем огонек приблизился, он горел в наполненном маслом блюдечке. Рядом сидел хмурый, тощий человек. Завидев гостей, он поднялся навстречу и Олаф увидел, что у него не хватает одного глаза.
– Еще один? Наконец-то.
– Да, десятого дождались, - будто поздравил его Барук.
– Можно прямо сейчас и начать, только объясни ему, что к чему. Звать парня Олаф, из города Крофис.
– Трофис, - поправил сотник.
– Вы что, разве не знаете Трофис?
– Узнаем, придет время, - ответил одноглазый.
– Ну, раз он десятый, тогда пошли сразу к стрекозам, а по дороге поболтаем. Засиделся я здесь, в норе, надоело.
К неудовольствию Олафа, его действительно повели вглубь подземного лабиринта, то и дело поворачивая в разные стороны. Оба человека демонстрировали прекрасное знание стрекозьего города. Вскоре они оказались на подобии галереи - по левой руке был целый ряд ровных отверстий, выходящих на реку. Зато справа...
В свете, проникающем сквозь входы, Олаф увидел огромную кладку. Насколько проникали солнечные лучи, тянулись ровные ряды крупных, круглых яиц. Сквозь их прозрачную, мягкую скорлупу сотник видел силуэты личинок. Каждая еще в яйце была крупнее человека.
– Ой, сколько!
– чивиец не забыл и вслух выразить удивление.
– Ой, ну надо же!
– Не шуми!
– потребовал одноглазый.
– Стрекозы криков не любят.
Взрослые тоже были здесь, они летали у входа, время от времени повисая и заглядывая внутрь. Одна особенно пристально вгляделась в Олафа, точно запоминая. Наконец галерея кончилась, люди прошли еще через один ход, и сотник испытал новое потрясение. Здесь жили женщины.
Это была точно такая же галерея, но напротив входов стояло множество лежаков, а часть ведущих наружу отверстий - занавешена. Около сотни женщин разных возрастов лежали, сидели, болтали, чем-то занимались и даже, судя по запаху, готовили пищу. Завидев гостей, они загомонили, многие выкрикивали приветствия, обращенные правда не к Олафу, а к Баруку и его одноглазому приятелю. Все это выглядело бы очень забавно, если бы не одна мало понравившаяся чивийцу деталь: большинство женщин явно были беременны. Внешне они выглядели по разному, и сотник предпочел прикрыть лицо ладонью, будто протирал глаз.
Когда они, не задерживаясь, покинули и эту галерею, Олаф шумно перевел дух. Его спутники переглянулись и рассмеялись.
– Удивился или испугался?
– спросил Барук.
– А вместе можно?
– чивиец перешел на шепот: - Это что такое? Расскажите, а?
– Это будущие матери, разве не видел?
– хмыкнул одноглазый.
– А где будущие отцы?
– Делами занимаются, вот как мы, например. Еще есть место, где содержатся матери с маленькими детьми, а есть, где с детьми постарше. Правда, там пока никого нет... А есть местечко, где живут женщины, не собирающиеся пока рожать. Будешь себя хорошо вести - я тебя туда отведу.
– А мужчины живут отдельно, да?
– продолжал недоумевать Олаф, пока они шагали опять по какому-то темному длинному ходу.
– Зачем?
– Так удобнее. Стрекозы знают, что делают, постепенно сам все поймешь.
– Я здесь останусь, да?
– Олафа больше всего удивляло, как легко достаются ему сведения.
– А что вы делаете? Служите стрекозам?
– Ты понятливый, - одноглазый дернул его за руку и впереди опять показался свет.
– Скоро уже придем, десятый.
Так и случилось. Очередная плошка с маслом горела в маленькой круглой камере, из которой начинался новый узки ход. От других он отличался наличием деревянных дверей через каждые несколько шагов. Третью по счету Барук решительно отворил.
Олаф, который уже совсем потерял ориентацию, путешествуя под землей, не ожидал увидеть яркий свет и сначала даже зажмурился. Привычное уже круглое широкое отверстие вело наружу, на тот самый балкончик, который сотник видел сверху. В камере по стенам располагались десять лежаков, по пять с каждой стороны. Еще тут отдыхали девять мужчин, и чивиец понял, отчего его прозвали десятым.
– Вот это - твои новые товарищи, - сообщил одноглазый.
– Меня зовут Каль, я над вами старший. А Барук старший над эскадрой, в ней десять десятков.
– Столько пока нет, - мягко заметил Барук.
– Есть уже семь, с твоим прибытием. А вообще здесь, в Хлоя-табе, будет около сотни эскадр. Ты понимаешь, какая это сила, Олаф?
– Нет...
– он и в самом деле только догадывался.
– Эскадра... Сто по сто это будет... Много человек.
– И много стрекоз, гораздо больше, чем людей. Ты теперь не носильщик, а воин, - Барук положил руку ему на плечо, чтобы подчеркнуть торжественность момента.
– Вот этот кинжал можешь оставить себе, но воевать будешь не им. Копья и стрелы. Ты будешь летать на стрекозах.
– Холодно это, на стрекозах летать, - испугался сотник.
Новые товарищи, лениво поднимавшиеся с лежаков, засмеялись. Олаф пробежал глазами по их лицам. Знакомых, по счастью, не было. Зато сразу бросалось в глаза, что здесь есть и северяне, и жители западной степи, и какие-то смуглые люди из других мест.
– Вот, на твоем лежаке теплая одежда, - показал Каль.
– А под ним - оружие. Дело за малым... Как ты относишься к своему Повелителю.
– К Повелителю?
– глупо переспросил сотник.
– Да, к Смертоносцу Повелителю Трофиса.
– Хорошо отношусь, - пожал Олаф плечами.
– А что?
Все опять засмеялись, даже Каль улыбнулся, отчего его незрячий глаз будто бы подмигнул.
– Да то, что он тебе больше не Повелитель. Теперь ты слуга стрекоз, понял?
– Стрекозьего Повелителя?
– Это называется Бжашша. Просто Бжашша-Хлоя-табе. Запомнил?
– Ну, вроде запомнил... А Повелитель-то что на это скажет? Ты же знаешь, какие они, смертоносцы. Шуток не любят. И потом, у меня там родственников много, в Трофисе, - Олаф поднял руку, готовясь загибать пальцы.
– Отец значит, мать...