Город ангелов
Шрифт:
– Делаешь так, как я скажу: сейчас, я отпускаю тебя, и мы быстро идём в тот вагончик, что в нескольких метрах от нас… Ты меня поняла? – спрашиваю тихим шёпотом.
– Ага! – вырывается из юных уст.
– Да тихо ты!
– Прости, офицер… Дико хочется на волю.
– Мне тоже. Сейчас, меняем свой облик, притворяемся строителями, и «валим».
– Скорей бы…
– За мной!
Я отпускаю её губы, отрываюсь от запахов волос и тяну за собой, скользя спиной по бетонной стене. Увидев вагончики монтажников, в которых может быть то, что наши жизни сбережёт, в моей голове родилось нечто новое, похожее на план. В просторном помещении парковки – полумрак, и это нас спасает. Вокруг – ни души из тех, чьи дула
Я дёргаю за ручку – ничего; пробую вторую – закрыто, открываю ещё одну и меня встречает застойный воздух замкнутого пространства, в котором люди хранят свою униформу. Это то, что нам нужно! Я закрываю за собой, и умываюсь потом – меня бросает в жар и лёгкий ступор сменяется желанием превратиться в ежедневного трудягу, чья задача – благоустройство холодных бетонных помещений.
– За дело! – шепчу я девушке.
Внутри – темнота, тёплый воздух, пропитанный резиной и запахами электроинструментов, перемешанный с пылью. Я включаю фонарь и всовываю в девчачью руку, – она берёт его молча, вживаясь в роль прожектора… Хорошая работа! Мне нравится её сообразительность – мы существуем на одной волне: все мои движения она знает, все мои желания чувствует и угадывает каждую мысль, что рождается в следующую секунду… Я перебираю руками одежду, а она мне подсвечивает; я примеряю спецовки, а она мне подсказывает, что будет лучше… Что мне подходит, и какая из того набора придётся в пору, чтобы не выглядеть идиотом. Вот это да! Вот это инстинкты!
– Вот, – шепчу я ей, возвращая фонарик. – Полминуты, чтобы нырнуть, – вручаю униформу строителя, в которой будет выглядеть моим напарником.
Девушка ныряет в штанины, закрывает замок до шеи, попутно, склеивая липучки. Что ещё? Осталось поместить рюкзачок на плечи, испачкать лицо в строительный камуфляж, напялить защитные очки, каску и перчатки… Возможно, в чем-то перебор, но я вешаю на неё всё, что поможет вжиться в роль невысокого парнишки, с крашенными волосами и серьгой в носу. Пусть думают, что хотят, но мы – строители, работающие сверхурочно!
– Как я выгляжу? – спрашивает она.
– Слушай меня сюда: выходишь следом за мной, как будто мы – монтажники, вышли прогуляться в обеденный перерыв… Ничего не бойся, – ты за моей спиной! – повторяю я, как мантру, а сам даже понятия не имею, что нас ждёт за тем углом.
– Стой! Я боюсь, офицер! – меня отдёргивает и тянет за шкирку назад. – Я… А если… Если вычислят? Если ничего не выйдет? Пообещай! – шепчет мне, уцепившись за шиворот.
В полумраке мне чётко виден блеск её глаз и страх, который невозможно скрыть, насколько сильным бы ни был характер… Что мне делать с этим ребёнком? Я беру и отрываю её пальцы, высвобождаю оранжевую униформу из её рук, на голову одеваю строительную каску, а глаза прячу под солнцезащитными очками.
Выходим…
Я иду спереди, она – сзади. Я ступаю небрежно, распространяя звонкие шаги, она – крадётся за мной следом, как рысь, боясь нарушить тишину. Я неровно иду, размахивая одной рукой, а во второй держу пистолет, всунув в карман штанин, но она – тянется за мной, пытаясь уловить мою руку, чтобы подхватить и уцепиться, как за якорь. Меня это бесит, а ей всё равно; меня это злит и нервирует, а девушка подтягивает за шиворот, хватаясь за рубашку, за жёлтенький жилет, как несмышлёное дитя.
Мы приближаемся к выходу из подземной парковки, – к широкому въезду для машин, с ярким шлагбаумом, и скользим тихонечко у края левой стены. С одной стороны, я не вижу причин, которые могут побудить желание нас остановить, с другой – пистолет давно наготове, и мои руки дрожат… Я вырываю левую руку, огрызаясь тихонечко; отбиваюсь от неосознанного желания вцепиться в меня, как в локомотив. Но говорю ей сквозь зубы: «сама»; шепчу ей грубо: «отвали… свою руку от меня убери». А она, то ли не понимает, то ли наплевала на правила, установленные мною – так и норовит подхватить мою ладонь, чтобы пойти, как будто мы пара, словно я – её отец.
Я сдаюсь, и на выходе тащу за собой, приняв её руку, как дар. Она горячая, мягкая и нежная, как клочок бумажки, который страшно даже смять. Держу бережно, чтобы не порвать. А она не успевает – вприпрыжку идёт, поддерживая рюкзачок, что сползает с плеча. Но, что же я вижу перед собой? Напротив – два, всунув руки в карманы; по сторонам – ещё несколько, прочёсывают взглядом территорию… И пара темных фургонов. Знают ли они, что сегодня суббота и нерабочий день? Понимают ли, что за пределами стройки в касках не ходят? Осознают ли, что строители так не выглядят, и униформу снимают на выходе из территории стройки?
Я не знаю, что у них, но мне страшно от одной только мысли, что мы – белые вороны, нарушили всевозможные правила логики, и выползли на улицу, одетые как клоуны. Опять ошибки… Опять мои провалы… Опять я ставлю под угрозу жизнь не только свою, но и дитя, что плетётся за мной, путаясь в широком одеянии. Был ли у меня выбор? Было ли время обдумать шаги? Вот и я о том же – не время устраивать разборки, а нужно прислушаться к сердцу и бежать вон, подчиняясь инстинктам.
Мы сворачиваем в сторону от фургонов и глаз птичек «Колибри», чтобы избежать прямого столкновения, но, что же я вижу за углом? Нам навстречу движется ещё одна пара, одетые в серые костюмы для пробежек… Они идут на подмогу собратьям. Взгляд решительный, подчёркнутый остротой взора хищника; ведущие руки в глубоких карманах, а свободные всегда готовы принять первый бой. Головы спрятаны в пространстве капюшонов и в левом ухе наушники, будто прослушивают спортивные треки для бега… Но, я-то знаю, что это фуфло! Я же знаю, что у них за поясом радиосвязь, в ушах – эфир, а в правой руке – по пистолету. И пальцы на крючке…
Что мне делать? Паниковать, развернуться и бежать, или вытащить руку и начать стрелять? Убивать бы я не устал, но есть желание закончить свою игру с перевоплощением – не иссякло стремление вырваться из лап экзотической птички незамеченными. Девушка всё поняла, и замедляет ход, а я иду вперёд, за собой её тащу, тихо приговаривая: «Не смотри в глаза… Не поворачивай голову… Иди за мной, не спеша». А злосчастная пара навстречу идёт. Не оглядываются по сторонам, а изучают каждое наше движение, читают наши лица, пытаясь угадать: какие глаза скрываются за чёрными очками? Что за причёска похоронена под касками, и отчего такие тяжёлые рюкзаки в субботний день?
«Не смотри», – приговариваю, сквозь зубы. «Не беги, а ровно иди», – смыкаю за руку. Но девушка поглощена чувством страха: как бессильное животное бежит следом, на взводе, охваченная желанием пуститься прочь, только дай ей сигнал. А те двое смотрят вперёд, как на зло следят за нами, и глаз своих волчьих не спускают, ожидая любую фальшивую эмоцию, что даст им сигнал.
Они проходят мимо, но я чуть с ног не валюсь… Лицо моё чуть не сгорело, а тело замёрзло, пропустило через себя электрический заряд, после которого наступило облегчение. Но девушка… Что она делает?! Зачем руку вырывает, и поворачивается назад? Страх, отчаяние или… Глупость? Что бы это ни было, но напоролась на взгляд прошедшего мимо, секундой ранее. Она сдалась и проиграла в игре, чей взгляд сильнее и холоднее – развернулась назад, чтобы посмотреть им вслед.