Город ангелов

Миллер Ари

Мы проталкиваемся в узком зазоре бортовой машины и стены; скользим спинами, плечом к плечу в направлении угла. С той стороны машины ходят парни, ничего не подозревая, говорят между собой на испанском, а девушка то и дело, что толкает меня в плечо и торопит, наступает на ноги и держится за руку, впиваясь в кожу когтями. Не сказать, что мне больно, но не много отвлекает… Подползая к углу, я замираю и смотрю ей в глаза, мельком оцениваю наше состояние и понимаю, что рядом с ней я выгляжу, как бомж – грязный и в кровоподтёках, а она уже успела навести марафет, поправить шапочку, смахнуть с себя пыль и сделать невинное лицо.

– Больно… –

всё-таки не молчу и говорю, как есть.

– Прости. Это я волнуюсь так.

– Волнуешься? – спрашиваю, а сам думаю: «Да тут кричать надо, от страха!».

– В смысле, – боюсь, – признаётся. Хотя, зачем мне лишние слова, разве я не понимаю? – Ну что, офицер… Что ты видишь?

– Вижу одного, вон в том углу, – отвечаю и указываю взглядом на перекрёсток, метрах в двадцати от нас. – Одет почти так же, как и те, – с капюшоном на голове… Изображает из себя клиента такси.

– И всё? – девушка просится на улицу, высовываясь.

– Да не светись! Мы в тени, а машина хорошо скрывает, – говорю и отправляю её голову за своё правое плечо. – Не забывай про тыл…

– Там – чисто! – выдаёт мне сразу.

– Хорошо. У нас их двое. Тот, что на углу, справа от нас, может и не увидит, а вот этот… – сообщаю и даю возможность убедиться самой, что напротив топчется ещё один, со щёткой в руках, чернокожий. Есть ли у него отличительный знак, или он не причём, его я беру в своё поле зрение, ибо метёт он коряво чистый асфальт, где обычно щётки по утрам проезжаются. Похоже, держит первый раз в руках.

– Ты грязный… – девушка освежает мне память, и треплет за рукав, обтряхивает правый бок. А мне, вроде и приятно, но боль щемит в боку, в руках растворяется дрожь, по вискам пот бежит ручьём, а голова ещё звенит. И в сознании растворяются обрывки недавней борьбы.

– Так, я знаю это место, – у меня есть план, – просыпаюсь я, и вытряхиваю из головы всё лишнее. – Это «Бойд-стрит». Следующая – «Четвертая Восточная…». Вон там – узкие торговые ряды. Там сейчас людно и много места, где можно скрыться. По обе стороны – паркинги, торговые центры и невысокие здания… – поворачиваюсь к ней лицом, снимая со лба солёную влагу рукавом. – Мы выходим на улицу… Спокойно и без лишней суеты. Я беру тебя за руку, пистолет прячу в кармане, и пересекаем улицу. Наша задача нырнуть в поток людей. Если даже и заметят – стрелять не станут…

– А ты уверен? – спрашивает меня, со странным намёком.

– Надеюсь…

– В смысле, «за руку»?! Как влюблённые, что ли? – спрашивает, вскинув левую бровь.

– Это важно? – голова, и так не соображает.

– А не староват ли для роли парня?

– Ну… – я растягиваю слово. – Тогда, как отец.

– Отец ведёт 28-летнюю дочь?

Наконец-то, прозреваю, что рядом со мной всё та же эгоцентричная особа. Спорить бесполезно.

– В общем, идёшь рядом, чтобы я тебя видел. Ясно?

– Так бы сразу и сказал.

– Хорошо. По моей команде…

– План! Какой дальнейший план? Поделись…

О, мой бог! За полминуты спустила на грешную землю.

– Скоро увидишь…

– Сейчас! Давай сейчас, – вонзает свои когти в мою руку.

Я смотрю ей в глаза и не вижу ни жалости, ни сострадания, а только здравый интерес, озабоченность. И белое лицо… невинное лицо в тени. Это взъерошенная чёлка, кривовато надетая шапочка, спущенная к затылку… – это всё создаёт вид несмышлёного дитя, как отвлекающая маска, за которой прячется безжалостный человек. Но следом добавляет. – В тебе столько дыр… Если ещё раз попадёт куда-то в грудь, – я не спасу. Мне же надо будет куда-то убегать…

– Пересекаем «Бойд-стрит», ныряем в торговые ряды, обходим площадки с паркингом, переходим «Четвертую Восточную», и сразу прячемся между двумя зданиями, расположенные впритык друг к другу. Проходим, и выходим на «Пятую Восточную», где на перекрёстке движемся по «Уолл-стрит»… Довольна? – спрашиваю сердито.

– Ага. А дальше… Дальше-то что?

– За мной! – я игнорирую её, и продвигаюсь в направлении улицы, через открытые кованные ворота. Девушка не кричит, но следует за мной.

Я иду, пытаясь выглядеть бодрым, держаться простаком, кто пересекает улицу в неустановленном месте. Для этого района такое поведение – в порядке вещей. Да и вообще, – движение слабое, улицы тонкие, народу не так много, что даёт мне повод для лишнего беспокойства. Но, ничего, мне бы добраться до угла… Мне бы нырнуть в ту громкую толпу, скрывающаяся от солнца под куполами сине-зелёных шатров, и раствориться в бездонном океане городского общества.

Почему говорю о себе? Она мне нужна. Я нуждаюсь в её присутствии рядом, не меньше того солнца, что освещает моё побитое лицо; её запах волос мне нужен как воздух, без которого и минуты продержаться не смогу. Её эгоизм заразен. А всё потому, что я устал… За полдня беготни, я выдохся и нуждаюсь в такой же подзарядке, как и мой электромобиль, который разбил… Кстати, как он там? Скучаю по нему.

На полпути я поворачиваюсь, чтобы подхватить её за руку. Глупая привычка раздувать свои щеки… Бабская идея пыжиться и фыркать, когда тебя не слышат и видят только себя! Одной – беру за руку, а другой снимаю с предохранителя пистолет, и в кармане ворочаю, через кофту направляя дуло. Она меня понимает, и свой недавний вздор бросает вон, сжимая мою ладонь. Вот и хорошо.

Мы переходим улицу, и я предвкушаю, как мы трёмся друг о друга в тесной толпе, состоящая из расового набора, разноцветной солянки популяции планеты Земля: особей мужского пола с небритыми рожами, и толстыми задницами чернокожих мамаш, что выперлись на улицы города дабы прошвырнуться по торговым рядам в поисках острой приправы или нового мячика для своих спиногрызов детей.

Но, вот хрень! Не успел я вздохнуть спокойно, как следом за нами ныряет ещё один. Но выглядит совсем иначе, и отличается от тех, которых успел усмирить. Имеет незабвенное арабское лицо, с крючковатым носом и смуглой кожей, а чёрные волосы прям аж лоснятся под солнечными лучами. В ухе наушник с телефона, в кармане выпирает дуло, а на шее мелькает какая-то чёрная клякса, – естественно, безобидная «птичка».

Нет, это точно не паранойя и расовая чистота этой конторе не присуща… Эти отточенные движения, чёткая координация, набитые шишки на костяшках рук и сосредоточенный взгляд хищника на жертве… – меня по новой бросает в дрожь от того, что дело не закрыто, преследование не окончено, охота «птичек» на волков не завершена. Звучит банально, да? Но мне не до смеха и нутром своим избитым чую, что контора эта, отнюдь, не бандитская; мотивы их не такие уж и просты, и не питаются ненавистью к однополым отношениям, трансгендерам и тем, кто играет яркие роли на парадах, в костюмах павлина.