Город ангелов
Шрифт:
– Что ты знаешь про татуировку?
– У нациков одни немецкие кресты.
– Но, на фото они вместе.
– Джереми мне как-то говорил, что в банде его парня – суета. Объявились новые ребята, кто не чтит чужих законов… – девушка говорит на бандитском жаргоне.
– Их профиль – не наркотики, а ведут себя как натренированные «котики». Они – бескомпромиссные, и с ними не поспоришь.
– Новая группировка? – попутно спрашиваю, чтобы мыслям своим найти подтверждение. С её слов получается, что нацики к убийствам непричастны, а встреча этих двух держится на уровне деловых отношений. То есть, стрелка, где обсуждают свои территории. И, вообще,
Я молча открываю дверцу, и пропускаю девушку вперёд. Перед тем как перешагнуть через порог, оглядываюсь: этот кабинет мне служит вторым домом вот уж десять лет. Последний раз вдыхаю тёплый воздух, и про себя благодарю за службу: «Спасибо за бессонные ночи».
10:10 ам
Мы едем по авеню. Свернув два раза направо, я бросаю за спиной тот шумный океан, о котором столько лет мечтаю. Каждый день я стою перед окном, глаза закрываю, и вспоминаю свой заплыв, случившийся во сне. На глубину ныряю, пытаясь разглядеть в ней свет; руками воду разгребаю и бросаю вон бесшумные слова. Я тянусь ко дну, но волна поднимает; я вдыхаю воду, а она через уши вытекает, сквозь мозги, прямо в сердце попадает. Я кулаками машу, разбивая волну, и бешено кричу… Но всегда, каждый раз, я просыпаюсь на берегу и, валяясь на песке, мысленно спрашиваю: «Почему…? Почему не принимаешь? Меня отторгаешь…».
В ответ, я слышу тот же женский голос: «Не могу».
В своём подсознании, я сам от себя убегаю: совершаю бесполезные попытки вернуть свою молодость, уничтоженную временем. Его я ненавижу, да и жизнь проклинаю за то, что промчалась скоростным локомотивом, и, усадив на кресло, сделала основным пассажиром. За окном я вижу свет, а поезд мчится в пустоту. Но я не кричу, не срываюсь с кресла, и по вагонам не бегу, в направлении к хвосту… Я больше не сопротивляюсь! Я занимаю прежнее место, и продолжаю смотреть в окно. Продолжаю следить за «хвостом» поезда, убивая взглядом жизнь, что прячется за тем холмом…
Нет, я не сумасшедший, – это моя боль, и тоска по утраченным возможностям. Всю жизнь я куда-то бегу, всё время за кем-то гоняюсь; в кого-то стреляю, и чаще всего – попадаю. Но, если пуля моя слепа, то жертву я сам догоняю. У людей я свободу отнимаю. Я это ненавижу, просто презираю.
Я еду по второму ряду. Два потока машин разделяет жёлтая полоса. Двойная сплошная значит, что нельзя… Разделённая – ещё туда-сюда, «гладкокожие» тачки, беспечно подставляясь под удар, подсовывают длинные носы. Но, на дороге есть свои часы – это чёрный светофор. Две электронные стрелки соблюдают протокол, но всего лишь два цвета разделяет людей. Похоже на дискриминацию? Нет, это закон. Ему подчиняется движение: зелёный – иди; красный – тормози! Кажется, что просто, но в жизни всё не так.
Мне очень душно, – раскрываю окно. В нём вижу синее небо, стоящее стеной, ослепительный диск горит над головой, а по краям дороги мелькают пальмы, с идиотскими причёсками, воткнутые в ряд. Сквозь них, я вижу жёлтые дома: вдавленные крыши, широкие окна; невысокие заборы и блестящие сетки с зелёной табличкой «частная собственность». Люди ходят вяло, за собою их тянут коты и собачки… У каждого свои дела, и каждый из них – свободная душа, потупившись в экранные гаджеты, ступает по дороге судьбы.
Мой локоть лежит на двери, а растопыренной ладонью ловлю потоки воздуха, разгорячённый яростным солнцем. Скорость нормальная, – я не лечу, и боковым зрением слежу за тем, что творится на широком мониторе, – приборной панели. Но, надев очки, теперь я могу смотреть на неё.
Девчонка не любит косые взгляды, я это уже понял. Мне и говорить не надо, – знаю точно, что привыкла к осуждению, недоумению, боязни и отторжению. Повернувшись лицом к стеклу, она поникла, и, приклеившись лбом, рассматривает ненастоящие пейзажи, сооружённые людьми не для потехи и забавы: символические заборы, и большие таблички, куда чужой ноге ступать нельзя. Я знаю, что в искажённом отражении смотрит на меня. Возможно проклинает за то, что отобрал её свободу, а может прославляет, и предвкушает новую жизнь, наедине с любимой. Так странно…
Красный свет, – машину торможу.
Всё же, я не понимаю… В сексуальном разнообразии молодёжи не особо разбираюсь, но не могу свести концы. В моем сознании витало чёткое разграничение в отношениях людей, освободившиеся от предрассудков, кто не побоялся заявить «Я – гей», и теми, кто держит жён взаперти, и говорит: «Ты не должна работать… Ты должна идти по стопам моей матери». Раздвинуть ноги, расслабить мышцы, подпустить к себе чужое тело, и принять оскорбительный плевок, или животворящее семя…
Кажется, всё просто: одни желают свободы, другие ненавидят их за это и тянут общество на дно, – две одинаковые массы, различающиеся по составу. И никогда не слиться воедино! Но, нет. Оказывается, геи и трансы не брезгуют извращением; неонацисты, втайне, в первых влюблены, но вынуждены носить повседневные маски. Кажется, ясно только одно: природа над всеми посмеялась, подкинув семя ущербности, предрасположенность к однополой любви и телепортации из одного телесного состояния в другое. Никто не рождается мальчиком, никто не появляется девочкой, а есть только тело, – исходный материал, из которого можешь слепить то, что душа захотела.
Хотя, не всё так радужно… Пусть неонацисты латентные геи, но никто не наделял их правом ограничивать свободу, повергать в рабство других, кто к их играм не причастен. Они нарочно несмышлёных подкармливают наркотой… устраивают ночи гламура, совращают, золотые горы обещают или насильно принуждают, угрожая расправой. Здесь не идёт речь о свободе, нет взаимных отношений, основанные на доверии и любви, – я вижу рабство, циничную манипуляцию ради наживы. Вижу насилие и угнетение слабых. Налицо – тотальное нарушение закона! И ни о каком национализме речи не идёт.
А теперь по делу! Что мы имеем? Некая «третья» группа влезла во взаимоотношения двух противоположных идейных сообществ. Ясно, что неонацисты не такие, как были во времена моей молодости, да и ЛГБТ – не святые угодники, не против «потусить» со своими идейными врагами. У первых и вторых на первом месте деньги, страсть и развлечение… Это – молодость. На это ещё можно закрыть, хоть как-то, глаза. В общем, я ей верю, и нет смысла гробить дойную корову. Девушка права.
И получается вот что: некая «третья» сила убивает двух парнишек, с животной жестокостью. Возможно, внутри лагеря неонацистов, всё-таки, вызрели новые кадры: узнав о тесных связях представителей своей команды, решили наказать, в первую очередь, своих. Ведь, у них же была любовь! А для членов ЛГБТ – демонстрация силы, хороший повод запугать, посеять панику. Типичные животные повадки… Почему-то считают, что должны только сильных уважать. Но сила-то, бывает разная. Знают ли это ублюдки?