Город ангелов

Миллер Ари

Но, кикбоксер опередил. Не успел я близко подойти, как прыгает вперёд, и хватается ногами за шею. Сделав резкий захват ныряет под пол, унося и меня за собой… Крутанувшись в воздухе, грохнувшись на пол, я отлетаю в сторону. На мгновение, потерял ориентацию. Мне слышны его хрипы, тяжёлое дыхание и заметны лишь лёгкие движения, размазанный силуэт… – всё же, сильно закрутило! Он же – в расслабленном состоянии, нашёл себе место у противоположной стены. Я слежу за его руками и пытаюсь разобрать тот чёрненький предмет, что завертелся в руке. Смотрю секунду,

смотрю вторую, и начинаю понимать, что накручивает глушитель на ствол. Зачем?

Мой выстрел в живот его опередил, желание со мной покончить разбил. Он валится на левый бок, успев выпустить на волю звонкий хрип.

– БРОСАЙ! – кричу я, и начинаю к нему «подгребать». Но тот нацелился опять.

Я попадаю в шею. Минус шесть.

Не пряча пистолет, поближе подлезаю… Вижу багровую юшку, свисающая с носа вниз, слышу булькающее дыхание, ужасно серые глаза, и через рот просачивается красно-чёрный человеческий сок – он в нескольких шагах от агонии. Стягиваю маску, оголяю шею, и вижу нашу птичку – «Чёрную Колибри». Всё понятно, – первого не стоит проверять.

– КТО ТЫ? – кричу ему громко, словно оглох. – На кого работаешь? – ещё раз повторяю, приподнимая голову за волосы. Но тот протяжно стонет, и следом, предсмертную картину завершают судороги. Глаза его меня уже не видят.

Выпрыгнув в коридор, скользя правым плечом по стене, я возвращаюсь назад. Голова ещё гудит, в ушах звенит, а в глазах, и тут, и там, рефлекторно возвращая к эпизодам недавней борьбы, попеременно вспыхивают звёздочки. Но я бегу назад, как и обещал, хоть и возвращаюсь без важной информации.

– Карин, – говорю я тихо. – Карин, выходи! – повторяю чуть громче, остановившись у двери. Из мрака выныривает её бледное лицо, горящие глаза, которыми берётся меня пожирать. Как я этому рад! – Уходим… Быстро! – устало ей говорю.

– Хорошо, офицер, – слышу я в спину.

Я лечу по коридору, ориентируясь по левой стене. В правой руке, дулом вниз, держу пистолет, а левой – за руку тяну её за собой. Меня огибают потоки воздуха, голову остужает прохлада, боль в груди потухает и рождается снова. Ноги заплетаются, подкашиваются, картинка расслаивается, и соединяется в один реальный мир. А слышу лишь своё дыхание, удары сердца за спиной…

Не добегая до угла, я прилипаю к стене. Ох и настучали же мне по голове…

Я втягиваюсь в стену, спиной тяну прохладу, и мысленно умоляю свои ноги быть твёрже, движения – решительнее, мысли – прозрачнее, а удары – тяжелее. Вдыхаю воздух – выдыхаю, делаю ещё раз и снова повторяю… Вроде бы, всё хорошо – боль испугалась, голова наполнилась холодной пустотой. Делаю вдох и сразу выдыхаю. Открываю глаза и чувствую твёрдые колени… Вижу всё тот же пустой коридор, слышу уличные шумы, приглушенные стенами; ветер и тёплые сквозняки, вылетающие из-под лопастей потолочного вентилятора.

Поворачиваю голову и поднимаю глаза на неё.

«Ну как, прошло»? – читаю в её взгляде, и вижу лоск уставшего лица.

«Прошло», – отвечаю слабым кивком, и подзываю за собой. «Можно идти».

Лестница – узкая, ступеньки – железные, с прозрачными узорами; перила высокие… – мы быстро сбегаем на первый этаж. Проверяю слева – никого, целюсь вправо – ничего, что бы могло нам помешать движению. Иду по узкому проходу, шагами пропуская клеточки, за руку подтягивая девушку, но в пол нацелил пистолет.

– Подожди… Мне нужно осмотреться! – говорю я, и сразу сворачиваю в сторону. – Я иду первым, а ты за мной, – выходим, как ни в чём не бывало. Как будто на нас не нападали. Идём быстро, но спокойно… Садимся в машину и проваливаем. Всё поняла?

– Ага… А как же кровь? Твоя куртка вся красная…

И правда, кровь! Я быстро сбрасываю с себя, и вытираюсь подкладкой. Рубашка пёстрая, штаны чёрные – с первого раза не разобрать. Если рубашку ниже спустить, можно пистолеты за пояс зацепить. Всё остальное не важно! Главное, что девка цела.

Я поворачиваюсь к ней, и тихо говорю.

– Ничего не бойся, – я рядом…

10:45 ам

Знаете, что я вижу по ночам? Меня преследуют кошмары.

Я стою посреди поля, и отовсюду слышу голоса. Золотистая пшеница мне по пояс, ветер дует мне в лицо, солнечный диск застрял на небосводе, а я – кручусь вокруг себя, гляжу по сторонам, и не могу понять: откуда слышу голос, откуда пахнет мёдом. Лицо облизывает ветер, в ноздри лезет аромат цветов; в уши льётся сладкий голос, и кто-то трогает за шею. Она мне шепчет о любви, говорит мне: «Просто подожди, не уезжай… Побудь со мной ещё недельку»!

Но говорить я не могу, отвечать я тоже не хочу, а только ветер разгоняю руками, куда-то бегу, пучки пшеницы с корнем вырываю, торможу… Поворачиваю влево, и по новой начинаю. Чем сильнее нажимаю, тем быстрее меня воздух тормозит, и, чем больше я сопротивляюсь, тем длиннее становится мой путь, по которому иду.

Я кричу, и снова торможу…

Сопротивляться бесполезно, – победить стихию не могу. Воздух – это время, поле – это жизнь, колоски – это люди, а зёрна – наши дети. Время не отпускает, а жизнь меня не бросает, за границы не выпускает. Я бегу от своих страхов, но преследуют голоса. Я отбиваюсь руками, избиваю ветер кулаками, выпускаю оскорбительные слова, но чужие мысли спутывают разум… Я кричу… я задыхаюсь, опускаюсь на колени и сдаюсь. Больше не могу, – падаю на спину. Умираю.

Я смотрю на синий купол, наслаждаюсь его бесконечностью… Я слушаю её голос, и просто удивляюсь красоте. Язык мне чужд, но понимаю, что такое «liebe»; отделяю каждое слово, и со своими чувствами сопоставляю. Но мысленно ей отвечаю: «Я тебя люблю, но понимаешь… Просто подожди, я за тобой приду». Я просто вру.

«Ты же понимаешь, как мне страшно? Расскажи…».

«Ты меня оставил… Не могу», – слышу в ответ.

Лежу на поле. Растворяюсь.