Город ангелов

Миллер Ари

В общем, мы не в автосалоне…

Развернувшись резко, я тяну назад. Внутри – пусто, какие-то вещи, а в салоне лёгкий бардак… Но, подёргав за ручки, я узнаю, что она заперта! Какого чёрта?! Кто теперь так делает? Вдруг, слышу новые крики, шум мотора, одиночные выстрелы… Поднимаю голову и вижу людей, перебегающих дорогу, как испуганные кролики, согнанные хищником с мест укрытия. Что такое? Из чёрного фургона выбегает пара, чтобы забрать своих… Но, увидев нас, машина меняет направление, и двое прыгают внутрь, на ходу. Нас засекли!

Девушка ныряет

вниз, пряча голову за дверью, а я бью рукояткой пистолета по стеклу. Один удар – ничего, повторяю ещё – трещина расползается по стеклу; ещё, и ещё – на голову девушки сыплется хрустальная крошка. Она вскрикнула, испугавшись хлопка. Я ныряю внутрь, проверяю замок – нет ключа. Рефлекторно, пальцами обследую кармашки, но там – один лишь мусор, какие-то бумажки. Не могу найти ключа: ни под ковриком, ни под сиденьем, ни в кармашке на солнцезащитном козырьке. Нигде нет…

«Да пошло оно все»! – говорю себе я.

Бросив эту рухлядь, я тащу девчонку за собой. Фургон от нас метрах в тридцати, а мы бежим между очередью машин, выбирая ту, что наши жизни спасёт. Но возможности выбора ограничены. Я вижу лишь нескольких, что посеяны вразброс позади застывшего потока: старинная ретро-кляча, ярко-вишнёвого цвета; пыльный фермерский пикап, парочка кадиллаков, брошенные чуть вдали, и отдалённый «островок»… а шум мотора приближается, крики разрастаются и, судя по скрежету водитель фургона пошёл на таран. Я разворачиваюсь, – так и есть: «тупорылый» нос фургона, прорывает себе путь в лесу машин.

Мы бежим быстрее. Я вижу вдали небольшой «островок». Но перед нами – «БМВ», вставший поперёк, какой-то пятой серии.

– Полиция Лос-Анджелеса! – кричу я, как бешеный. – Наружу… Пошла ВОН! – и выбрасываю на дорогу какую-то женщину. Жестоко, не по протоколу… Но, к чёрту правила, когда хочется жить!

Девушка мигом ныряет через водительскую сторону – не требует приглашения. Следом, и я запрыгиваю. Ухватившись за руль, ищу пальцами ключ зажигания, но, двигатель давно заведён, осталось воткнуть передачу, и утопить педаль в пол. Поднимаю глаза – чуть помятый нос фургона вылетает из хаоса застывших машин. До столкновения – каких-то метров семь. Я топлю педаль газа…

Мотор злостно заревел, колеса засвистели, и мы с места рвём, не успев закрыть свою дверь.

Я – такой себе ездок. По прямой – ещё бы хоть куда, где не особо кто мешает, но задом – расталкивая машины, разбиваю фары электромобилей и гибридов, разгоняю сигналом одичавших людей… Пробив ещё одно скопление машин, для себя открываем новую дорогу. Девка роется в углу, запутавшись в ремнях руками, а я смотрю назад и руль кручу на поворотах, чтобы в угол дома не влететь, ненароком.

– Не могу, – кричит она, уцепившись за ремень.

– Да оставь! – кидаю ей. – Упрись ногами!

Она, вроде бы, всё поняла, но потянулась к полу за вещами.

Слышу плевок… звук пробитого металла – в капоте есть дыра. Потом ещё одна ныряет к мотору… и ещё одна, прошив лобовое стекло, пролетает возле меня. Я вижу дыру, и чётко понимаю, что целились в меня. И, вообще, мне эти «паучки» знакомы! Тот, кто не посылает очереди пуль вдогонку, а бьёт прицельно, задержав дыхание, – охотник, у которого нет нервов, но есть желание прикончить жертву. Пройдёт одна, промажет вторая, но догонит третья; обездвижит четвертая, а прикончит – пятая.

– Держись! – кричу я, и разворачиваю машину.

Одна свинцовая мушка, пролетев мимо меня, разбивает заднее стекло. Я жму на педали и выкручиваю влево руля – машину завертело, колеса выкинули запах палёной резины, и мы боком срезаем опору фонарного столба. Девушка, растянувшись поперёк всего салона, очутилась на коленях у меня; застряла под приборной панелью. Но удар в жопу нас оживил… Она, тут же, решает к себе отползти, а я – педаль утопаю, вспомнив о своём предназначении.

Фургон нас подталкивает к движению, и тупым носом тянет вперёд, а я чувствую сближение машин, услышав новые свинцовые плевки. Теперь уже, с другой стороны.

– В ПОЛ! – кричу я, как обезумевший, и давлю на газ, прикрывая её голову рукой.

Девка снова лежит между панелью и сиденьем, прикрывая голову рюкзаком… а я гоню машину между серыми домами, параллельно авеню; лечу по тесному пространству узких дворов, задевая боком решётки, разгоняя носом картонные коробки, столбы из поддонов, кучи из тряпок, мусора и шмоток, пустые шалаши и разноцветные палатки, в которых вечно прятались бомжи.

Но, судя по лёгкости движения машины, внутри – ни души.

– Держись! – я снова бросаю знакомую фразу, готовясь к пересечению улицы, примыкающая к авеню. Девушка меня понимает, да и сама видит движение машин впереди, расслабленных прохожих на пешеходных дорожках… Готовится к возможному удару. Машины – ладно, с ними можно разобраться, и понадеяться на то, что металлические коробки сберегут сердца и головы людей, но, пешеходы…

Кто не успеет отбежать – разлетятся, как кегли.

Мы приближаемся к улице! Не хотелось это делать, но притормаживаю, как могу – лавирую, чтобы никого не задеть и проскочить эту узенькую улочку. Мы лихо пролетаем, но прохожие не поняли, и даже не задумались. Но дальше – носом пробиваем сетку, и влетаем на территорию складов, где много ящиков и железных контейнеров.

Девчонка развернулась на сиденье – вполоборота села, упёршись рукой в стекло, а я гоню машину, пока в голове моей ещё светло…

– О, боже! – кричит, вдруг она. Прячется за спинку и снова смотрит назад, будто не поверила своим глазам. Но, убедившись, возвращается в прежнее положение, с потерянным видом на лице. Да, это правда – пострадали мирные, кто не причастен к нашим, с тобой делам: как минимум двоих машина «растоптала», и ещё несколько отлетели в сторону.

Я кручу головой назад, чтобы проверить, чиста ли совесть того водителя, не притормозил ли он? Но, с чего бы вдруг такая гуманность? Тот, кто желает нас убить – не питает жалости к другим…