Город ангелов
Шрифт:
Я еду один. Водители успокоились: машины отдалились, шум угас, поток рассредоточился, а я по-прежнему не могу прийти в себя. Что же это значит? Пацаны, которые ходили вместе на задание, оказались изгоями, лишь из-за того, что выбрали в любовники себе подобных? Сложная ситуация…
«Какая тебе разница, кого я целую, и кому свои мысли посвящаю, – это моё личное дело, кого я должен любить! И, я не выбираю, жизнь меня не направляет – это судьба нас сводит, случай нас соединяет… Сердца влюблённых всё определяют! Мы любим – значит всё! Так Бог решил…», – говорил мне, как-то, один гей. «А другие это отвергают. Они говорят, что любовь – она одна; что боль – она сильна… Что жизнь – она жестока, и за
– Следующий – направо! – хлопает ладошкой по плечу меня.
Я сворачиваю в переулок. Впереди видна всё та же полоса, по обе стороны – дома, растущие непрерывным потоком старых аппартментов. Вижу разноцветные козырьки – пёстрые шатры, разделённые напополам, прикрывающие лавочки с фруктами, и вольно мыслящих людей, шагающие вдоль. Я бы по всем пробежался, в руку самые вкусные собрал и её бы угостил. Но, она мне говорит:
– Офицер, тормози! Приехали.
Девка хлопает дверцей и бежит вперёд, а я – важно оглядываюсь, разминаю шею, а уж потом снимаю очки. Машин не так уж много, но есть фургоны, тёмные зоны, до которых мой глаз не достаёт. Сложив очки в кармашек, я медленно ступаю. Впереди – простой проход, прячущийся в тени деревьев, а по бокам гуляет одинокий ветерок, вдоль усталых, от времени, домов… Я иду вразвалку.
– Бабульки нет на месте… – внезапно, говорит.
– Это нормально?
– Вообще-то, нет. Мексиканка здесь всегда сидит.
«Ну ладно», – думаю я. «Всего лишь «мекс».
– Ты со мной, офицер?
– Да.
– Тогда, не отставай!
Да не фиг делать! Но она бежит вперёд, перепрыгивая через две ступени, отталкиваясь рукой от замусоленных перил. Не стал я следовать её примеру, но поднимаюсь, перешагивая через одну. Её я быстро догоняю, но она, присев на коленку, уже в замке ключом ковыряется, посматривая в замочную скважину. Дверь толкает, ключ поворачивает, но та – не подчиняется.
– Что за чёрт?! – возмущается. – Сейчас, такое бывает. Замок, иногда, заедает.
Ну окей, – я жду, прислонившись спиной к холодной стене. В кой-то веке, могу насладиться прохладой, прижаться к стене и, спрятав руки глубоко в карманы, постучать затылком, прислушиваясь к шагам, раздающиеся где-то там. Подумать о своём… Сколько лет прошло, когда я был «зелёным» и «чужим»? Такое впечатление, словно я в гостях, и шёпот секундной стрелки напротив, мне будто, говорит: «нужно расслабиться и на вечер забыть о работе».
– Проклятье! – снова ругается. – Замок провален, и ключ не достаёт…
– ЧТО??? – просыпаюсь я. Хватаю пистолет, ложу палец на крючок, и в реальность возвращаюсь. – За спину мне! ЖИВО!
Девушке страшно. Да и мне стало боязно: сердце проснулось, в ушах проявилась барабанная дробь. Я прикусываю «резиновую» жвачку. Считаю: «раз-два-три», плечом отталкиваюсь от стены, и медленно ногой давлю на дверь. Она со скрипом проваливается…
В глаза мне бьёт тусклый свет, носом чувствую ароматы мягких духов: запахи женской любви; сигналы девственной косметики, малины, клубники и прочей сладкой гадости, что можно учуять в девчачьей обители. Но, в передней комнате – бардак, мебель перевёрнута верх дном, оконные жалюзи сорваны, стены изуродованы страшными надписями, в которых читается жестокий смысл животной ненависти, а пол усеян бусинками, розовыми бумажками, открытками, сердечками и прочими признаками беззаветной любви двух чистых и откровенных душ, растоптанные широкими и грязными подошвами.
Девчонка, ошалевшая от наглости взломщиков, бросилась собирать свои подарки и стихи, вытирая, сразу же, пальцами черные следы. Но её я в угол загоняю, уговаривая сидеть молча, приложив указательный палец к губам.
– Сиди здесь! – шиплю, как змея. Она, хоть и неохотно, но ныряет в уголок, который прикрываю входной раскрытой дверью. Посмотрела на меня, словно в последний раз.
Передо мной – пистолет, впереди я вижу мушку. Передёрнут ли затвор? Я забыл, а проверять слишком поздно. На лбу испарины, в голову ударила жара, а грудь сжимает холодом. В передней комнате – точно никого, один лишь бардак и грязь, но на стенах есть блевотина и чернота, отпечаток чьих-то мерзких душ. Они писали: «мразь». Они черкали: «сдохни тварь!». В надписях оставили остаток моральной нищеты. Но я медленно ступаю вперёд, сжимая пистолет в руках, а под ногами «плачет» битое стекло…
Подхожу к следующей комнате. Чьи-то шаги эхом пролетают по коридору… Меня напрягает, – рефлекторно направляю пистолет в сторону выхода, но шаги куда-то дальше убегают. Ну и ладно! Пришло время переступить порог.
Я поворачиваюсь, вновь, но спина ловит удар, – проваливаюсь в ванну. Пистолет звонко падает, ибо рукой ударился… За шкирку тянут назад, разворачивают, и снова получаю в живот… Влетаю в кафельную стену с такой силой, что пластиковые пузырьки и тюбики летят на голову, полка падает и о затылок мой ломается. Куски старого кафеля, штукатурки, и серебряного стекла… – это всё теперь на мне. На мгновение, теряю ориентацию: в ушах звенит, наступает облегчение, словно тело подбрасывает вверх… Умиротворение.
Но, ещё один удар ногой, – ещё глубже проваливаюсь. Где-то сверху вижу свои ноги, и размазанный белый свет, на котором вырастает тёмный силуэт. Но, зря он меня вытащил! Дёрнув со всей силы, один решил, что можно шею мне сломать, другой – ударив головой о кафельную стену, просто голову снести. Первому, осколком кафеля, куда-то в руку вонзаю, но второй, схватив за шею, со спины, принялся душить. Ко мне вернулось зрение, восстановилось дыхание, и боль врезалась в сознание с такой силой, что дико заревел, ударив ногой того, что был спереди. Ещё раз… ещё, и ещё. Бью в грудь до тех пор, пока он не станет задыхаться, и терять ориентацию.
Вспомнив про второй пистолет, – убиваю, выстрелом в голову.
Тишина, – второй не ожидал. Увидев кафель, испачканный мозгами напарника, меня он отпускает, потом снова дёргает, подбрасывает и на пол роняет. Что-то сзади разбилось, а я – парю в пространстве и времени. Снова та же невесомость, знакомая мне издавна: размазанный свет, язвительный писк; тёмный силуэт, удары сердца, и собственное дыхание… Его руки сами притащили в этот свет! Лихо развернув, теперь уж точно решил задушить, накинув локоть на шею. Но, сколько можно? Я и так забыл, когда последний раз дышал… Хотя, его мёртвый хват меня отрезвляет: новая боль врезается в голову, а пульсирующая рана на затылке провоцирует злой крик, резкий свет в глазах… – я только сейчас понял, как мне хочется жить!
Теперь-то я увидел всё, что творилось вокруг. Пол в ванной – залитый кровью, разбитые признаки жизни чувствую под собой: тупые осколки цемента, пыль, грязь, бесполезная возня, и визг ботинок противника, лежащий подо мной… Давление его колена на позвоночник, и тяжёлое дыхание, прерываемое всхлипами изнеможения. Ему тяжело…
Но, я вижу знакомую рукоять – чёрт, не достать, ибо пальцы слишком коротки. Зато, вокруг полно осколков унитаза! Беру я один… беру второй, третий – то, что надо! В руке жёстко сжимаю длинный осколок… Куда рука достаёт, туда я и втыкаю… насколько сил хватает, настолько глубоко и вонзаю. Раз, два, три – я слышу хрип, тихий вопль. Беру я выше, туда, где должна быть голова… Один, два… – локоть противника слабнет, мне передаётся его дрожь. Ещё раз, и ещё – он задыхается, я чувствую агонию. Ещё и ещё – мой затылок пачкается в кровь.