Город Бездны
Шрифт:
– Не могу поверить, Квирренбах. Неужели обязательно возвращаться на шестьсот лет назад из-за невозможности пользоваться нанотехнологиями?
– Вы не представляете, что здесь натворила чума. Веками почти вся промышленность использовала исключительно нанотехнологии. Добыча сырья, производство изделий – все вдруг стало просто и доступно. Даже механизмы, не использующие нано, сами были построеныс помощью нано, а проектировались с тончайшими допусками. Но теперь воссоздать их невозможно. Дело не только в том, что более сложную технику здесь не применить. Прежде чем начать воссоздание, необходимо спуститься до уровня, на котором оно возможно. В частности, вернуться к грубым сплавам и
Квирренбах умолк, переводя дыхание, и остановился под расписанием рейсов в Город Бездны, Феррисвиль, Лореанвиль, Нью-Европу и далее. По всем направлениям, кроме Города Бездны, в день следовал лишь один поезд.
– Поверьте, горожане сделали все, что смогли, – продолжал Квирренбах. – Конечно, некоторые технологии пережили эпидемию. Вот почему здесь все еще можно встретить подобные реликты – роботов, транспорт… Но обычно ими владеют те, кто побогаче. В их распоряжении ядерные генераторы и несколько силовых установок на антивеществе – все, что есть в Городе. Думаю, в Мульче дело обстоит по-другому. Но там куда опаснее.
Пока он говорил, я изучал расписание. Рейвич существенно упростил бы мне задачу, если бы отправился в один из этих городков. Там он был бы на виду и в то же время заперт, как в ловушке. Но сдается, он все-таки поехал первым же рейсом в Город Бездны.
Мы оплатили дорогу и сели на поезд. Вагоны, тянущиеся за локомотивом, выглядели куда более старыми, чем окружающая обстановка, а следовательно, были намного современнее. Похоже, их сняли с левитационного поезда и поставили на колеса. Дверь закрылась, точно диафрагма антикварного фотоаппарата, и сооружение с лязгом тронулось. Вначале поезд еле полз, но вскоре принялся усердно набирать скорость. Колеса локомотива то и дело взвизгивали, потом движение стало более плавным, а мимо окон понеслись клубы пара. Поезд въехал в узкий тоннель с огромной дверью-диафрагмой, проследовал через целую серию шлюзов и наконец понесся в вакууме.
Теперь он двигался тихо, как призрак.
В пассажирском салоне царила теснота, точно в тюремном транспорте. Сходство усиливалось оттого, что пассажиры находились в каком-то сонно-подавленном состоянии, – при перевозке в центр принудительного содержания заключенных обычно накачивают наркотиками. С потолков опустились экраны, на них замелькали объявления, но продукты и услуги, которые они рекламировали, вряд ли пережили эпидемию. В одном конце вагона я заметил тесное скопление паланкинов, похожих на коллекцию гробов на складе похоронного бюро.
– Прежде всего нам необходимо избавиться от имплантатов, – сказал Квирренбах, склоняясь ко мне с видом заговорщика. – От мысли, что эти штуки все еще сидят у меня в голове, дурно становится.
– Нужно найти человека, который сделает это быстро, – отозвался я.
– А заодно и безопасно – одно без другого ничего не стоит.
– Вам не кажется, что поздновато заботиться о безопасности? – улыбнулся я.
Квирренбах насупился.
На экране, который висел у нас над головой, крутили рекламу невероятно элегантного летательного аппарата. Он отдаленно напоминал волантор, но выглядел так, будто был собран из частей насекомых. Потом по экрану поползли помехи, и на нем появилась женщина, которую я мысленно обозвал гейшей.
– Дорогие гости, добро пожаловать на борт нашего «зефира». – Она напоминала фарфоровую
– Это интересно, – заметил Квирренбах.
Окна вагона мигнули и превратились в голографические дисплеи. На фоне проносящихся мимо стен появилась величественная панорама Города. Казалось, мы перенеслись на семь лет назад. Поезд мчался между фантастическими постройками, которые вздымались справа и слева, подобно горам из цельного опала и обсидиана. Под нами проплывали многоярусные террасы, украшенные садами и озерами невероятной красоты, оплетенные лабиринтом переходов и транспортных трубопроводов. Они таяли внизу, в туманной синеве, пронизанной залитыми неоновым светом пропастями, гигантскими торговыми комплексами и отвесными стенами. В воздухе густым роем носились ярко расцвеченные летательные аппараты, похожие на экзотических стрекоз и колибри. Пассажирские дирижабли лениво пробирались сквозь эти скопища, над перилами их гондол сотнями торчали головы крошечных зевак. А над всем этим великолепием вырастали самые высокие здания – точно облака, которым придали геометрически безупречную форму. Чистейшую гладь неба цвета электрик расчертила ажурная сеть купола.
Этот город чудес тянулся в нескончаемую даль, насколько хватало глаз. Расстояние не превышало шестидесяти километров, но оно могло быть бесконечностью. Кажется, диковин в Городе Бездны могло хватить на целую жизнь – даже в нынешнем понимании.
И никаких признаков чумы. Прекрасная иллюзия… Мне пришлось напоминать себе, что мы по-прежнему несемся по тоннелю сквозь стенку кратера и до Города еще ехать и ехать.
– Ясно, почему они называли тот период Бель-Эпок, – сказал я.
Квирренбах кивнул:
– Это и была прекрасная эпоха. И знаете, что хуже всего? Они чертовски хорошо это понимали. В отличие от других золотых веков в истории… они знали, что живут в лучшие из времен.
– И это, должно быть, сделало их совершенно несносными.
– Что ж, они заплатили сполна.
И в этот миг мы выскочили на свет – или что тут, в Городе Бездны, заменяет свет дня? Как я понял, поезд выехал из тоннеля и почти сразу миновал границу купола. Теперь мы мчались внутри подвесной трубы, и вид за окнами должен был повторять то, что изображала голограмма, но труба была облеплена грязью и едва позволяла разглядеть тесное скопление трущоб. Голографическая трансляция продолжалась, и картины старого города казались тусклым призраком былого великолепия. Впереди наша труба делала поворот и исчезала в многоярусном цилиндрическом здании, из которого во все стороны расходились такие же путепроводы. Мы уже подъезжали, и поезд начал сбрасывать ход.
Вокзал Гранд-Сентрал, Город Бездны.
Когда мы въехали в здание, голографический мираж растаял, унося с собой последние воспоминания о Бель-Эпок. Судя по всему, только мы с Квирренбахом отдали должное голофильму. Все прочие стояли молча, изучая обожженный и замусоренный пол под ногами.
– Все еще надеетесь здесь освоиться? – спросил я у Квирренбаха. – После того, что видели?
Он долго думал, прежде чем ответить.
– А почему бы и нет? Что, если сейчас здесь больше возможностей, чем их было раньше? Впрочем, ясно лишь одно.