Город Дождя
Шрифт:
Дитя в песочке...
И как вода между пальцев,
Попадаем мы в чужие сны...
Просачиваясь сквозь ваши тела,
Просачиваясь сквозь ваши дела.
Бог складывает из наших душ
свою мозаику.
Он играется, как малое дитя,
Дитя в песочке...
После этого дня я больше не видел Барабашку. Позже мне сказали, что он "стал на Дорогу", - и Шнобель замолчал, призадумавшись.
– Кстати, всем хиппи известная песня про Дорогу, которую я недавно воспроизвёл - тоже принадлежит Барабашке.
–
– спросил Генрих.
– Да. И лучше, если нас будет больше, чем двое. Это - рисковое предприятие.
– С нами будут ещё мои люди.
– И я не знаю, что мы там встретим. Я не знаю, много ли там живых людей. Или же, большинство погибло. Ушло туда умирать. А еще неизвестно, много ли там бандитов и отморозков.
– Не думаю, что их будет намного больше, чем наверху.
– И хакерам известно, как туда проникнуть?
– Даже лично мне известно два входа. Ещё один знает Рольф. Я думаю, он к нам присоединится... В общем, встретимся через час, недалеко от Дороги. То есть, близ одного из проходов в неё. В общем, ожидай меня возле городского парка культуры. А сейчас ты выходи. А мне надо слетать за Рольфом, к дяде Осе. По дороге - захвачу еще кого из наших, у Пирамиды. А у дяди Оси Рольф уже должен был переговорить с враном.
– И он ему расскажет, как Кроласу бежать от Тараканова?
– Да.
– А дядя Ося не боится принимать у себя заговорщиков, бунтарей?
– Ты же помнишь, что он сказал, когда мы доставили врана Оливеру?
– спросил Генрих.
– Он сказал, что уже ничего не боится: все равно через пару дней начнётся общий бой... Его двери будут открыты для всех наших сторонников. Как говаривал цитируемый Кроласом его коллега Дорг, "Коль пошла вода в хату - бросай добро, а спасай всех мохнатых"... А ещё он, Дорг, называл такое время, как сейчас - "самая последняя задница", - прокомментировал Шнобель.
– Но, одно дело на словах, а другое - взаправду.
– У Большого Папы слова с делом не расходятся. Думаю, на него можно положиться.
– Я тоже так думаю, - подтвердил Шнобель.
– В общем, через час я и несколько моих людей, из хакеров, подтянемся к парку. Жди нас. У меня только что родился план, как попытаться помочь людям Дороги. И ты... Быть может, поможешь мне.
– Как?
– Я хочу...снять с них состояние двойственности. Может быть, это исцелит некоторых. Я пока не говорил ни тебе, ни вообще никому, так как это - не мой был секрет, но... Пришло время. Знай: тот хакер, который бежал некогда из ИНЛП и тромбанул там главный компьютер, сделал не только это. Ещё он стырил у Тараканова гипнокристалл - прибор, излучающий заданные параметры мозгового импульса. Которые затем им усиливаются и транслируются на город. Дают всем установку. Именно подобные приборы вызывают оболванивание и безволие населения. А творческих людей вгоняют в депрессию.
Увы, когда хакер - его имя Рональд - сделал это, Тараканов через три дня восстановил приборы и даже усилил их мощность. Вран считает, что теперь в ИНЛП имеется несколько гипнокристаллов. Мы с ним подозревали, по некоторым косвенным данным, что гипнокристаллы сейчас имеются у всех его главных помощников.
Так вот... Сегодня я захвачу и Рональда, и тот гипнокристалл с собой "в Дорогу". И мы... Дадим там всем установку на смелость и дерзание. Тем, кто "на Дороге"...Ну, а ты поможешь нам тем, что вызовешь доверие к нам некоторых из ушедших туда. Это облегчит задачу.
–
– Ну... До встречи. Готовься. Скоро я тебя высажу из невидимой машинки...
– Знаешь, меня что-то коробит название "невидимая машинка". Это чудо техники мне, на самом деле, весьма напоминает некоторые рисунки в старых комиксах, книгах и фильмах... В то время, когда она начинает или появляться, или исчезать, и уже взлетела.
– Я понял! Оно тебе напоминает летающую тарелку. Хорошо, так и буду говорить, например: Рональд сегодня прилетел со мной в город на летающей тарелке, чтобы встретиться с нашим Алконостом у дяди Оси...
– У Большого Папы... Да, еще вопросец напоследок, можно? Чьи мозговые импульсы записаны на том гипнокристалле, с которым теперь поработаем мы? Рональду удалось разобраться с ним за те годы, что он живет на пизанс-территории, перезаписать его? И как вы собирались применять его, до того, как родился план попытаться его использовать на Дороге?
– А ты - сечешь! На гипнокристалле - импульсы Рональда. А он у нас всегда был самым решительным среди хакеров, насколько я знаю. Так что, на приборе установлена запись решимости, если можно так выразиться. А план был - и он не отменяется - установить его не где-нибудь, а на Пирамиде. Если нам удастся прорваться к ней завтра... И дать трансляцию: на полную мощь. На весь город.
– А именно завтра - это потому что в этот день силы города будут охранять в основном мэрию? То есть, здание "Торта", где будут "короновать" Феогнида в очередной раз, на царство?
– Совершенно верно. Расчет у нас именно таков.
– Что ж, всё понял. Жду в парке!
– и Шнобель вышел из материализовавшейся на пустынной улице машины.
"Летающая тарелка", уже в состоянии полной невидимости, тут же взмыла вверх - и Шнобель почувствовал это только по струям обдавшего его теплого воздуха.
Вскоре он спустился к набережной Дона и пошел по ней. Вид бывшей некогда многоводной реки, о которой он читал в книгах, вызывал содрогание. Давненько же он не прогуливался в этих краях! Здесь была неширокая канава, где-то в центре обширного болота, окованного по берегам в гранит. Она издавала отвратительное зловоние; потому и улицы вблизи набережной были безлюдны. По берегам канавы, за гранитными стенами, на слое береговой грязи, сидели большие лягушки-мутанты размером с небольшую кошку, которые не брезговали иногда питаться друг другом и хищно поглядывали на садящихся на парапет птиц. Сюда по каким-то отводным каналам сливались отходы промышленного мясного комплекса: того самого, где на шпиле красовался памятник быку - клону, производителю всего мяса в городе.
По берегам Дона была выложена красивая плиточная мостовая из декоративной расписной плитки, вдоль которой шёл длинный газон, где росли регулярно поливаемые мини-фонтанчиками розы под стеклопластовыми колпаками - но Шнобель считал, что это не сильно сглаживало общую картину. Набережная казалась ему самым грустным местом Ростова и всегда навевала на него безрадостные мысли о текучести и безвозвратности времени...
А еще, Пещерник опять вспомнил Барабашку и его стихи. Тот почему-то любил гулять здесь, по плитке набережной. И представлять себе ранее судоходный Дон, большие белые пароходы с музыкой на борту...