Город Драконов
Шрифт:
Что до Элис… Ну, брачный контракт – это же в первую очередь именно контракт. Ее «чувства» не имеют совершенно никакого значения. Она будет связана своим словом и подписью, как и подобает дочери удачненского торговца. Он потребует, чтобы она выполняла свои обязательства. Вот и все. Она может вернуться добровольно, и тогда он снова поселит ее в своем доме со всеми ее свитками, книгами и записками. Или же она может сопротивляться и вернуться в роли, которая окажется ничем не лучше прислуги. Он оказал ей огромное благодеяние, женившись на ней. Ее родные были бы глупцами, если бы не потребовали, чтобы она вернулась на подобающее ей место. И это станет инструментом, который он сможет использовать против нее: если она станет хоть в чем-то против него восставать,
– Ты меня слушаешь? – резко вопросил его отец.
– Конечно! – возмущенно солгал Гест.
– Ну, так какой корабль и дату отплытия ты предпочтешь? Известие об этом новом городе усилило интерес к Дождевым чащобам до настоящей лихорадки. Все, у кого в Трехоге или Кассарике есть хоть дальняя родня, будут пытаться купить место на борту, чтобы посмотреть, нельзя ли на этом заработать. Если ты хочешь получить каюту на каком-нибудь корабле, идущем вверх по реке, тебе стоило бы заплатить за проезд уже сегодня.
– Поручи это своему управляющему, хорошо? Теперь, когда Седрик пустился во все тяжкие, мне приходится самому выполнять работу секретаря…
– Отправляйся на пристань. Найди себе корабль.
В голосе его отца звучала решимость с оттенком отвращения, характерного для человека, который сам для себя все делает и находит немыслимым, что его собственный сын готов поручать подобные вещи подчиненным.
Гест постарался, чтобы его лицо осталось бесстрастным. Когда-то, много лет тому назад, он попытался объяснить отцу, что тот является в Удачном человеком влиятельным, торговцем с немалым состоянием и собственными кораблями, и что такие люди не отправляются пешим ходом, чтобы обеспечить себе проезд или выбрать копченый окорок в коптильне какого-нибудь лавочника. Спор, который за этим последовал, был длинным и утомительным, ибо его отец доказывал, что именно так и стал человеком влиятельным и что не собирается перепоручать детали собственной жизни кому-то другому. Гест снова приготовился к подобной лекции, но в этот момент в кабинет его отца явилась его матушка.
Его матушка никогда никуда не входила незаметно. Силия Финбок вплывала в помещение, словно корабль, идущий на всех парусах. Ее роскошные черные волосы были уложены на макушке и украшены букетом, который Гест молчаливо счел более подобающим для настольной вазы, нежели для женской прически. Она всегда была пухленькой, и с возрастом ее полнота только увеличилась. На ней был надет (что бывало почти неизменно) наряд, напоминающий покроем старомодное одеяние торговца и выдержанный в цвете их семейства – насыщенно-пурпурном. Он подозревал, что тем самым мать намеревается напоминать всем встреченным о своем статусе. К тому же этот наряд был не таким сковывающим, как современная женская одежда. Простоте ее одеяния противоречила дорогая ткань, которую она для него выбрала. Она приближалась, широко разведя руки, чтобы его обнять.
– Мой бедный милый мальчик! Как отец может рассчитывать, чтобы ты чем-то занимался, когда у тебя наверняка так болит сердце! Кто бы мог ожидать от Элис такого? Она казалась такой тихой маленькой мышкой, такой скромной домоседкой! Я уверена, что когда станут известны все подробности, эта история окажется не такой уж простой. Ни одна женщина в здравом рассудке никогда тебя не бросила бы! Какой мужчина способен с тобой сравниться? А Седрик так долго был твоим другом: разве он мог так тебя предать? Мой милый, милый мальчик! Нет, конечно. Что-то случилось с ними в тех ужасных местах, там наверняка действовало какое-то темное колдовство Дождевых чащоб!
Произнося эти слова, она двигалась и жестикулировала, почти танцуя, словно все еще была той грациозной темноволосой женщиной, которая так мило улыбалась со свадебного портрета, висевшего на стене позади рабочего стола его отца. Отец встретил ее улыбкой (он всегда улыбался, когда она вплывала к нему в кабинет), однако чуть сузившиеся глаза показывали, что – тоже как всегда – он не одобряет ее демонстративного сочувствия Гесту.
Гест его одобрял. Оно всегда работало на него. До него у родителей умерли трое сыновей, унесенных кровавой чумой, что превратило его в старшего сына и наследника. Предполагалось, что кровавая чума приходит из Дождевых чащоб либо как проклятье, либо как инфекция, вызванная контактом с артефактами Старших. Его мать в это верила и так и не смогла простить Дождевым чащобам гибель трех своих малышей. Силия и сейчас готова была обвинять Дождевые чащобы в крахе брака ее сына и измене его «лучшего друга». И Гест был вполне готов ей в этом потакать. Он устремил на нее печальный взгляд и увидел, как ее собственные глаза наполняются сочувствием.
– Хотелось бы мне, чтобы это было именно так, матушка, – мягко проговорил он. – Однако я боюсь, что кто-то другой добился ее расположения.
– Тогда завоюй ее расположение снова! – потребовала она, вызывающе повысив голос. – Поезжай к ней. Продемонстрируй себя рядом с ним. Напомни ей обо всем, что ты ей давал: чудесный дом, ее собственный кабинет, бесценные свитки, вечера, которые тебе приходилось проводить в одиночестве, пока она в них копалась и их рассматривала. Она обязана хранить тебе верность. Напомни ей о клятвах вашего брачного контракта. – Голос его матушки звучал все медленнее и глуше. – И напомни ей о том, во что ей обойдется нарушение этих клятв как с точки зрения ее положения в обществе, так и с финансовой.
Его отец шумно выдохнул через нос.
– Дорогая, ты не боишься, что Элис в свою очередь сможет напомнить Гесту обо всех тех неделях, которые ей приходилось проводить в одиночестве, пока он отправлялся в свои торговые поездки? Обо всех тех вечерах, когда он предпочитал развлекать своих друзей где-то не у себя дома? И о том, что у нее так и не появился малыш, которого она могла бы лелеять…
– Как ты смеешь винить в чем-то нашего сына? – Мать бросилась защищать Геста, не дав ему самому сказать ни слова. – Вполне вероятно, что это она оказалась бесплодной! А если это так, то тогда перед ним виноваты вдвое сильнее! А если она пошла на измену для того, чтобы доказать, что виноват он, тогда пусть растит своего маленького ублюдка сама! Семейство Финбок не настолько лишено чувства чести, чтобы терпеть подобные вещи. Ее побег дал Гесту все основания отказаться от нее, если он того пожелает: конечно же, столь долгое отсутствие нарушает условия ее брачного контракта. К тому же в Удачном нет недостатка в красивых, родовитых и воспитанных юных особах, которые были бы счастливы иметь его своим супругом. Да ведь когда мы объявили, что он собрался жениться, я только и слышала отовсюду возгласы огорчения! У всех моих близких подруг была на заметке какая-то молодая женщина, с которой они надеялись познакомить Геста! Если бы только я знала, что он счел себя готовым остепениться, я бы познакомила его с десятком – нет, с парой десятков подходящих девиц! И все они были более родовитыми, да и приданое у них было побольше, позволю себе добавить!
Она скрестила руки на груди с таким видом, будто только что что-то доказала. И, возможно, так оно и было. Гест не задумывался о том, что побег жены может дать его матушке шанс навязать ему другую ненужную супругу, только на этот раз такую, которой окажется не так легко управлять, как он командовал исчезнувшей Элис. Избавившись от одной жены, он не имел никакого желания обзаводиться новой. По правде говоря, у него не было никакого желания возвращать Элис… если, конечно, она не принесет с собой пятнадцатую часть неразграбленного города Старших.
Вид у его отца был одновременно усталый и упрямый, а его матушка была полна решимости. Для обоих это было привычным состоянием. Когда в детстве Гест ломал или терял игрушку, отец всегда требовал, чтобы он сам это исправил, тогда как тактикой его матери всегда была срочная покупка чего-нибудь более дорогого или интересного. Он решил, что все это относится и к жене – и ощутил укол неприятного предчувствия. Пора ее остановить или отвлечь. Если отец пожелает пойти наперекор ее воле, она ни за что не сдастся!