Город Хэллоуин
Шрифт:
Заслышав скрип лебедки и лязг бегущей через блоки цепи, Клайд снова убавлял свет. К нему поднималась Джоунни, а он не хотел, ненароком заглянув девушке в глаза, узнать, о чем она думает и какова она на самом деле. Уже несколько раз Клайд описывал ей причины и симптомы своей необычной болезни, и Джоунни согласно кивала; казалось, она и в самом деле все понимает, однако это не мешало молодой женщине считать себя чем-то вроде проходного этапа, необходимого Клайду, чтобы поскорее вписаться в городское сообщество. Несколько раз Джоунни спрашивала, не потому ли он гасит свет, что она недостаточно хороша для него, и хотя Клайд совершенно
Клайду даже не требовалось включать свет, чтобы понять: их отношения, подорванные заниженной самооценкой Джоунни, действительно обречены. Это знание, в свою очередь, вызывало в нем резкий протест против предопределенности, коренящейся в чрезмерной приверженности Джоунни глупым стереотипам, и он пытался хоть немного развеселить ее, рассказывая о своей жизни «наверху» (между собой жители Хэллоуина часто называли всю остальную Америку «верхними территориями» или «республикой») или изображая кота миссис Кмиц.
В полу рядом с его кроватью был люк, который когда-то вел на нижний этаж, но сейчас проход перекрывала плексигласовая панель двухдюймовой толщины. Прочная пластиковая облицовка предназначалась для защиты единственного обитателя нижней комнаты — Принца Шалимара, который походил на мохнатый белый шар с четырьмя лапами и сонной мордой. Когда Клайд впервые поднял люк, кот до того перепугался, что принялся метаться по комнате и бросаться на дверь, но со временем он привык к тому, что верхний жилец и его гостья смотрят на него сверху, и никак на них не реагировал.
Сама комната, превращенная в пластиковый сейф, представляла собой настоящий кошачий рай — она была битком набита домиками-лабиринтами, обвитыми пенькой столбиками для лазанья, когтеточками, искусственными мышами, мячиками, шариками и подвесными игрушками из перьев. Изредка Принц наподдавал одну из них лапой или вцеплялся зубами в тряпичную мышь, однако большую часть времени он спал в плетеной корзинке, стоявшей возле лотка с наполнителем.
— Это не кот, — сказала Джоунни однажды вечером, когда после бурных ласк они, по обыкновению, разглядывали Принца, храпящего на подушке в своей корзинке. — Это какой-то мутант!..
— Ты не поверишь, — заявил Клайд, — но миссис Кмиц сама ставит ему клизмы.
— Ты шутишь! — убежденно возразила Джоунни.
— Честное благородное слово. Однажды я заглянул в люк и увидел, как она засовывает ему под хвост резиновый шланг.
— А Хелен тебя видела?
— Да. Она помахала мне рукой и продолжила свое дело.
— А Принц? Как он себя вел?
— Да никак, просто лежал. Правда, миссис Кмиц придерживала его перчаткой, но бедняга, по-моему, даже не сопротивлялся.
Джоунни покачала головой.
— Все-таки Хелен очень, очень странная…
— Ты хорошо ее знаешь?
— Не особенно. Раньше я видела ее только в баре, когда Хелен заходила туда со Стэном, но моя старшая сестра училась с ней в одном классе, и она говорила… В общем, Хелен всегда была немного «с приветом». Еще в детстве она любила игры в «госпожу и раба» и все такое и прекратила это только ради Стэна.
— Может, и не прекратила — просто на какое-то время Стэн стал ее единственным клиентом.
— Может быть. — Джоунни прижалась к нему, и Клайд положил руку ей на плечо, чуть касаясь пальцами груди. Принц внизу как-то по-рыбьи вильнул всем телом и в конце концов ухитрился перевернуться на спину.
— Ему лень даже мяукать, — сказал Клайд. — Теперь он говорит только «мр-ря, мр-ря». Это такой укороченный мяв.
Джоунни чуть пошевелилась и прижала его ладонь к своей груди.
— Если с Хелен что-нибудь случится, — сказала она, — бедняжка просто не выживет. Никто другой не станет делать для него столько, сколько она. А для этой хищной твари Принц будет лакомым кусочком. Как конфетка в коробочке.
Потом они снова занимались любовью — пылко и довольно громко. Разболтавшаяся спинка кровати ритмично стучала о стену в такт их движениям, но ни Клайда, ни Джоунни нисколько не заботило, что производимые ими звуки могут потревожить кота. Наконец, Джоунни уснула: положив голову на сгиб его локтя, она негромко посапывала во сне; но Клайд не спал и думал о нарисованном ею образе — о том, что все они, словно конфеты в коробочках, беспомощно лежат и ждут своего часа, чтобы соскользнуть в чью-то мрачную, бессветную утробу.
Клайд жил в Хэллоуине уже семь недель, когда однажды утром, работая на центральном Блюдце вместе с группой из двадцати — двадцати пяти других горожан, он узнал, что Делла выслали из города. Сообщила ему об этом Мэри Алонсо — тридцатилетняя, очень смуглая лесбиянка, с которой он поддерживал приятельские отношения.
— Выслали? Как выслали?! — повторил Клайд и рассмеялся. — Не может этого быть! Сейчас не Средние века.
— Расскажи это Деллу, — отрезала Мэри и прислонилась спиной к каменной стене. От этого движения майка натянулась на ее миниатюрных грудях, больше похожих просто на клубки мускулов. — Его отправили в «республику» и запретили возвращаться. Делл побывал в Трубах уже девять раз. Десятого раза у нас просто не бывает — виновников изгоняют навсегда.
— Это что, такой местный закон? — удивился Клайд. — Почему же мне никто ничего не сказал?
— Когда твой испытательный срок закончится, тебе вручат свод городских установлений. Их не так уж много. Нельзя убивать, насиловать, сеять смуту… Думаю, Делла сослали «наверх» за злостное нарушение этого последнего правила.
— Какого черта?! — взорвался Клайд. — Или у вас здесь никто не слышал о Конституции и правах человека?
— Конституция теперь не та, что раньше, — вздохнула Мэри. — Но ты, наверное, этого не заметил?
— Хорошо, допустим, Делл что-то там нарушил, — сказал Клайд. — А как насчет Хелен Кмиц?
— А что с ней такое?
— Как будто вы не знаете! Существует довольно большая вероятность, что это она убила собственного мужа, а между тем Джоунни сказала — этот случай вообще не расследовался!
— Ну, насчет этого я ничего не знаю… — Мэри снова взялась за вилы и принялась ворошить орехи, толстым слоем устилавшие дно.
— Делл все еще в городе? — негромко спросил Клайд. — Может быть, его просто где-нибудь заперли?