Город: от карты к шагам
Шрифт:
На протяжении второй половины XX века произошел отказ от гуманистической модели, ставящей человека в центр исследования любых социальных, экономических и исторических процессов. Деконструкция Деррида, номадизм, ризома и «подвижные линии ускользания» Делеза и Гуаттри, зияние, оставленное исчезнувшим субъектом Фуко сейчас уже стали «общими местами» ссылок любого исследования. На рубеже XX – XXI веков невозможность мыслить и описать современные нам процессы в терминах центр-периферия, внутреннее и внешнее привели к перефокусировке социального знания и развитию гибридных методологий, которые пользуются метафорами сетей и потоков. У потоков и сетей есть лишь точки входа и выхода, но нет исходящей и конечной точки, нет центра, но есть узлы сети, потоки расплавляют внешнее и внутреннее в интерактивность. Сети изначально гибридны, они переносят потоки денег, товаров, людей, идей, энергии и биомассы. Мир, созданный сетями, поливерсален и образован множественными пересекающимися системами движения. Такой мир более не описывается логикой декларативного характера. Фридрих Киттлер в своей «теории графов» выдвигает логику процедурного характера для описания гибридного, скорее транс-положенного, чем локализованного. «Города больше не представляют собой паноптикумов, обозримых из собора или замка, ни индустриальных машин, они не заключены
Здесь мы подходим к смыслу дисциплинарной карты, фигурирующей в названии параграфа, и проблематизируем ее существование в новом глобализирующемся обществе, поскольку доминантами в его организации уже не являются дисциплинарные институты (тюрмы, фабрики, психиатрические лечебницы, больницы, университеты, школы и т. д.), которые прежде структурировали социальную территорию и задавали логику, адекватную «смыслу» дисциплины. Дисциплинарная карта предполагала структурирование параметров и границ мышления и практики. Обычаи, привычки людей и социальные практики начинают регулироваться совсем другими процессами, которые Мишель Фуко обозначит как био-контроль, который трассирует прежние границы и распространяется далеко за пределы структурного пространства социальных институтов, действуя посредством гибких и подвижных сетей. Дисциплинарная власть трансцендентна, био-власть имманентна. Она осуществляется посредством машин, которые напрямую целенаправленно воздействуют на умы (посредством коммуникационных систем, информационных сетей и т. д.), и тела (через системы социообеспечения, мониторинг деятельности и т. п.), формируя состояние автономного отчуждения от смысла жизни и творческих устремлений. Аппараты дисциплинарной нормализации продолжают существовать (лекции, уроки, очереди в поликлиниках), но они по-другому структурируют наши повседневные практики и по-другому подвергают нас контролю, превращаясь из иерархизированных систем в сеть. Сетевой контроль распространяется далеко за пределы структурного пространства прежних социальных институтов. Смена исторической формации дисциплинарного общества формацией общества био-контроля проработана во многих работах Фуко. Историю развития дисциплинарного общества Фуко связывает с классической эпохой французской цивилизации. Первая фаза капиталистического накопления проходила в рамках дисциплинарной парадигмы власти. Дисциплина структурирует границы мышления и практики. Создавая историю европейского дисциплинарного пространства. В книге «Люди и знаки» Борис Марков отмечает какой скачок сделало придворное общество в развитии технологии власти, рационализировав мир страстей через практики придворного поведения и этикета, воздействуя на жизнь не столько насилием, сколько управлением поведения и душевых стремлений. «Самодисциплина, самоконтроль, умение смотреть на несколько ходов вперед – вот что культивируется в дисциплинарных пространствах придворного общества. Духовная аскеза христианских монахов, учтивость и хорошие манеры благородного сословия оказываются частью общецивилизационного процесса, в котором все более важное значение приобретает моделирование искусства жизни. Она становится не только этическим, но и эстетическим феноменом, в котором выше всего ценится целостность и завершенность» 9 . В буржуазном обществе, как показал Макс Вебер, эта дисциплина будет направлена на приумножение капитала. Общество контроля формируется на заре Модерности достигает постсовременности, где механизмы принуждения уже не трансцендентны, а имманентны. «общество контроля характеризуется интенсификацией и генерализацией аппаратов дисциплинарной нормализации, которые служат внутренней движущей силой наших повседневных практик, но, в отличие от дисциплины, этот контроль распространяется далеко за пределы структурного пространства социальных институтов, действуя посредством гибких и подвижных сетей» 10 . То, что теории власти современности были вынуждены считать трансцендентным, то есть внешним для производственных и общественных отношений, здесь формируется внутри, имманентно производственным и общественным отношениям. Опосредование поглощено машиной производства. Контроль общества над индивидами осуществляется не только при помощи сознания или идеологии, но и над телом и с помощью тела. Поэтому несмотря на то, что система знания, которое мы можем вбросить в академический обмен, все еще организована традиционными дисциплинами, необходимо пытаться создавать гибридную теорию, пытающуюся схватить различные проявления человека в городе и города в человеке. Только так мы сможет прогнозировать антропологические последствия процесса урбанизации и современного медиального поворота.
9
Марков Б. Люди и знаки. СПб.: Наука 2011. С. 246.
10
Хардт М., Негри А. Империя [электронный источник URL (дата обращения 04.02.2014)
В связи с намеченной линией исследования, объектом моего пристального интереса являются метафоры, в которых описывается современный город. С развитием индустриального общества город принимает на себя образ организма и машины. Если город с улицами-«артериями» и «кругообращением» капитала инспирирован открытием большого и малого кругов кровообращения Гарвея, то образу города – машины мы обязаны появлением промышленного города. Так метафора человека-машины, вошедшая в философский дискурс благодаря работам Декарта, Ламетри, Дидро, с появлением индустриальных городов распространяется и на город, и по сей день остается сквозной метафорой или плавающим означающим эпохи. Однако машина усложняется, она уже не просто захватывает и перерабатывает массы, но имплантируется внутрь, «работает в самом сердце субъективности». В какой-то момент возникает гибридное поле метафор машины и организма, чаще всего применяемых для описания современных процессов. В определении города как ризомы Делезом и Гуаттари легко заметить те самые круги кровообращения Гарвея и организм, непредсказуемо разрастающийся нечеловеческий организм.
Последние работы Лос-Анджелесской школы, в частности недавняя книга Майкла Дэвиса «Мертвые города» заставляет нас усомниться в той форме знания, которая позволяет нам видеть город неотъемлемой частью человеческой цивилизации, неотступно и континуально сопровождающей общество на протяжении его развития. Событие 11 сентября 2001 года еще раз показало нам, сколь хрупок город, показало нам, что эпоха города как символа экономического процветания осталась в прошлом. Что ждет нас в дальнейшем? Это мы должны осмыслить сейчас. «Город уходит из города, – говорит другой представитель школы, Мишель Сэррс, – но это единственный момент, когда мы можем что-то понять».
На примере городов Европы мы можем наблюдать увлекательную историю развития и самоотрицания городского пространства. Города меняли архитектурные доминанты и строительные планировки, сгущались в лабиринт улиц и выстраивались вдоль прорубленных линий via Colombo в Риме, бульваров Османа в Париже, венской Ringstrasse, символизирующих союз старой династии и молодой буржуазии. Мы проследим это изменение городского пространства: от геометрически организованных городов античности через хаотически застраивавшиеся города средневековья к новому торжеству рационально спланированных городов картезианской геометрии Нового времени, выстраивающихся в прямую линию функциональных городов буржуазии и вплоть до виртуального киберполиса информационной сети, продолжающегося за пределами города как архитектурного проекта.
Часть I. Город как культурно-исторический феномен
Первая волна урбанизации
Концепт полиса
Становление греческого полиса
Становление полиса в Древней Греции – уникальный процесс, который не может быть уподоблен ни развитию политической, социальной и экономической структуре городов Древнего Востока, ни зарождению городов Средневековой Европы. Только на этой территории и только в этих условиях мог возникнуть концепт полиса – структурного образования со своеобразной градостроительной, социальной и политической организацией.
По свидетельству историков, возникновение греческого полиса исторически совпадает с новой фазой так называемой «городской революции», охватившей в первой половине I тысячелетия до н. э. практически все Средиземноморье до Сирофиникийского побережья и Палестины на востоке и до южной оконечности Иберийского полуострова на западе. 11 Новая волна переселения народов сопровождалась катастрофами и социальными потрясениями, обрушившимися на Грецию в конце II тысячелетия. Археологический материал свидетельствует о сильном экономическом и культурном упадке, охватившем Грецию в XII – XI веках. Кроме того, сказывалась длительная изоляция Эгейского бассейна от стран Передней Азии. Поэтому греческая урбанизация началась практически с нуля 12 .
11
Hammond M. The city in the Ancient word. Cambridge, Mass., 1972, P.349.
12
На независимый характер образования греческих городов указывает Старр (Starr Ch. G. The economic and social growth of Early Greece 800–500 B. C. New York, 1977, P.101). Еще два независимых очага урбанизации возникли в то же время в Италии (Этрусские города) и в Южной Аравии (Сабейские города Йемена).
Итак, в VIII – VII веках до нашей эры на периферии существовавшего к тому времени цивилизованного мира начинают возникать новые политические центры греческих государств. Вероятно, наиболее жизнеспособным в эту пору крушения Микенской цивилизации, миграции дорийских и других северо-греческих племен оказался определенный тип поселения бронзового века, названного «протополисом». Его отличали: 1) наличие примитивных укреплений, слабость которых компенсировалась положением протополиса на укрепленной самой природой возвышенности (естественный акрополь) или на выдвинутом в море мысу; 2) компактная (ульевидная) застройка всей площади поселения стандартными блоками домов. Укрепленные поселения послемиграционного периода размещаются либо в прибрежной зоне (обычно на небольших выступах береговой полосы, которые легче было защищать от нападения со стороны суши), либо вдали от моря на плоской вершине какой-нибудь труднодоступной возвышенности. 13
13
Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. Л.,1976, С.28.
Начиная с послемиграционного или так называемого гомеровского периода, мы имеем свидетельства письменных источников о становлении греческого полиса. Планировка эпического полиса (его примерами могут служить Троя в «Илиаде» и город феаков в «Одиссее») подчинена тем же принципам: дома граждан полиса вместе с царским дворцом и главным святилищем обычно теснятся на небольшом пространстве, обнесенном стеной. За ее чертой, «в поле» остаются разрозненные сельские усадьбы и загоны для скота. Полисом Гомер называет и комплекс объединенных деревень типа Спарты.
Размер полиса определен аристотелевской «мерой», избыточное население вывозится в колонии, остальная часть концентрируется в новых укреплениях. Первичные общины интегрируются в один большой полис. В античной исторической традиции это явление было названо синойкизмом, классическим примером которого может служить Афины и Аргос. 14 Фукидид ставит в заслугу Тесею учреждение в Афинах одного общего для всей страны булевтерия и пританея, в результате чего были упразднены все существовавшие до этого местные органы власти. Таким образом, Тесей «принудил всех (жителей Аттики) пользоваться одним этим городом» (II, 15,2). Локализация нескольких общин в один полис происходит на основе общности происхождения, языка, важнейших культов и, прежде всего, потребностью в совместной защите от общих врагов. Поэтому центрами полиса становятся почитаемое в этой местности святилище или естественная цитадель наподобие Акрополя, в которой могло укрыться все население. Для Фукидида настоящий город был, прежде всего, средоточием политической и религиозной жизни государства, местом, где находились правительственные здания, агора, служившая в первую очередь местом народных собраний и лишь потом рыночной площадью, и, наконец, все главные святилища.
14
Francotte H. La polis grecque. Paderborn, 1907, P.105; Busolt G. Greichisache Staatskunde, Bd. I. M"unchen, 1920, S. 156.