Город сестёр
Шрифт:
– Стечкин - вперёд. Так, чтобы когда ты сидишь, ствол лежал сверху. А нож - сбоку., рукоятка у самой задницы. Очень удобно. Я так уже полгода ношу.
Пашка сделал по рекомендациям, встал, выхватил ствол, вставил на место. Отлично получилось. Вытащил тесачину. Тоже очень удобно. Полюбовался на изделие.
Лезвие, отполированное до зеркального блеска выглядело угрожающе. Наборная ручка из шершавого пластика лежала в руке как влитая. Пашка остался доволен. Может вещь и не блистает эстетикой, но очень удобная. Функциональная.
Шило
Павел, остаток дня набивал магазины для автоматов и пистолетов, и рассовывал их по карманам разгрузок, присобачивал к автоматам подствольники. В подвале гаража пострелял из Стечкина для Ванессы, потом его чистил. Вспомнил, что в одной лавочке видел набедренную кобуру, сходил и купил её.
Достал из упаковки машинку Ракова и зарядил три пулемётные ленты по сто штук. Уложил это хозяйство в ленточные короба, отнёс в гараж и оставил в багажнике Багги.
Потом проверил ещё раз все оружейные механизмы. К вечеру пошел на кухоньку и как-то... задумался, и нечаянно наварил пятилитровую кастрюлю борща, всё с той же тушёнкой.
Потом, когда все собрались в домике, то на ночь, по старой русской традиции, нахваливая, натрескались Пашкиного варева. И осоловевшие разбрелись спать.
Мария, видимо уставшая бояться, да и успокоенная Пашкиным "лечением", ушла в свою комнату. Пашка с наслаждением разделся, с наслаждением завалился в постель и с наслаждением закрыл глаза.
Но вот уснуть как раз не удалось. Только задремал, на улице тихонько запела гитара. Чисто и светло, с красивым перебором. Потом подключился голос.
Незатейливые слова простенького романса. Но голос! Голос! Голос страдал, тосковал и плакал. На ум пришло где-то услышанное - "трагический тенор".
– Целую ночь соловей нам насвистывал...
А гитара вторила, рыдала и обливалась кровью.
– Город молчал и молчали дома. Белой акации гроздья душистые...
Скорый вылез из постели и, как был в трусах, вышел в коридор.
У закрытой уличной двери толпилась вся бригада в неглиже. Даже сдержанная Ванесса.
Бабка тихо подсказала.
– Шило поёт. Он же музыкалку закончил.
Мария подняла глаза на Скорого. В них плескались слёзы восхищения.
Калитка между участками скрипнула и гитара умолкла.
Ольга во дворе сказала.
– Шило, ты чего замолчал. Пой дальше.
– Извини, Оля. Извини. Я не хотел тебя будить.
Певец, с гитарой наперевес, вломился с улицы в гостиную. И наткнулся на группу голых поклонников.
– Вы чё тут?
Бабка взохнула.
– Мы тебя, Рома, слушаем. Может, споёшь ещё? Нет. Ну, тогда пошли все спать.
И неожиданный концерт закончился.
Среди ночи Дугин снова проснулся. Сначала не понял - от чего. Прислушался.
Где-то
Он встал, взял один АПС, вышел в коридор. Бубнение шло непонятно откуда.
Первым делом проверил Марию. Заглянул в её комнату - кровать пуста.
Дугин замер, пытаясь сориентироваться. Разговаривали где-то наверху. Пашка вышел на улицу, обошёл дом и по приставной лестнице тихо поднялся к уровню крыши. Осторожно выглянул, поводя над краем крыши стволом.
На коньковом брусе сидели Маша и Шило. Они прижались вплотную друг к другу и завернулись в одну плащ-палатку, спасаясь от ночной прохлады. Шило что-то говорил. Пашка прислушался.
Шило читал стихи!
...Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос...
Парочка сидит ночью на крыше, смотрит на звёзды, и "он" читает "ей" стихи. Что это означает?
Да, Господи! Понятно что...
Скорый, так же тихо, слез с лестницы, вернулся в дом, улёгся в постель и, с довольной улыбкой, уснул.
Утром все вылезли в гостиную на завтрак несколько невыспавшимися. Мария так вообще на ходу клевала носом.
– Молодёжь, - подумал Дугин, - вечером не укладёшь, утром не разбудишь.
После завтрака Бабка выдала ориентировку.
– Так. Сегодня у нас поездка в Отрадный. Если всё хорошо пойдёт, то, может быть, успеем обернуться два раза.
Шило пробурчал.
– Тут никогда ничего хорошо не идёт...
– Ладно. Будем рассчитывать на одну поездку. В группу войдут Скорый, Шило, Короткий и я.
Скорый спросил.
– Может тебе лучше дома остаться? А?
– Ты хоть понял, что брякнул?
– Возмутилась Бабка.
– Вы же без меня - слепые!...
Подумала и добавила.
– И тупые! Ты, что ли, тварей отслеживать будешь?
Дугин поднял руки.
– Извини. Извини. Не подумал.
Тут встряла Машка.
– А я что - остаюсь? Я не согласна! Я тоже поеду! Только я одна знаю - где стоит ризограф!
Бабка её спросила.
– Беда, ты же хотела быть у нас в группе?
– Дождалась согласного кивка, и продолжила строго и назидательно.
– А группа, голубушка, это дисциплина. Прежде всего. Поэтому на все твои "хочу", есть моё "нельзя". Поняла?!
Мария опять нахмурившись покивала.
– Расскажешь сейчас мужикам где этот... Эту хреновину можно забрать. Ну и, что там к нему, - чернила, бумага, ручки, карандаши... Мы первым делом этот печатный станок с причиндалами припрём. А за остальным, в случае чего, можно попозже сгонять.
Беда надулась, обиделась прямо до слёз.
Шило подсел к ней на диванчик, взял её руки в свои и что-то зашептал. Машка оттаяла, закивала согласно головой, сдула губы. Стрельнула глазами на Пашкину иронично усмехающуюся физиономию. Что-то шёпотом отвечала Шиле.