Город смерти

О'Шонесси Даррен

Но ей, казалось, было все равно — она лишь небрежно взмахнула рукой, как бы отстраняя мои соболезнования.

— А с кем ты тут живешь? — поинтересовался я. — С опекунами? С приемными родителями?

— С друзьями, — сообщила она, скорчив жуткую рожу. — Это ненастоящие друзья, хотя они и прикидываются, будто со мной дружат — иначе Ферди им платить не станет. А у вас девушка есть? — внезапно спросила она, пустив в ход всю артиллерию своих юных, но проницательных глаз. Меня это сразу насторожило.

— Постоянной

нет, — сказал я.

— А можно я буду вашей девушкой? — моментально воскликнула она.

— Господи, нельзя, конечно! — завопил я. Это прозвучало грубее, чем я намеревался.

Гостья разобиделась.

— Это почему же? — заныла она. — Я что, слишком старая?

— Слишком… — Тут я не мог не рассмеяться. — Девочка, я не знаю, каких уж ты фильмов насмотрелась, что ты себе навоображала о мире, в котором мы живем, — но ты определенно не слишком стара. Ты слишком молода. Слишком-слишком.

Она надула губки.

— В том-то и беда с вами, с нынешними мужчинами, — заявила она. — Им нужны только богатые старухи в жены, чтобы тянуть с них деньги. Спорим, вы из тех, кто бабулек обхаживает? Тех, кто моложе семидесяти, избегаете как огня — вдруг заживется на свете и истратит все свои деньги прежде, чем помрет и все вам завещает. Ведь правда?

Я только головой покрутил от удивления.

— Если сейчас все дети такие, — заметил я, — слава Богу; что я с ними не имею никакого дела. Кстати, меня зовут Капак Райми. А тебя?

— Кончита Кубекик, — величаво произнесла она. — МИСС Кончита Кубекик. Рада с вами познакомиться, мистер Райми.

— Взаимно.

Фильм мы досмотрели в относительном безмолвии — только смеялись и подпевали. «Поющие под дождем» взбодрили меня, в чем я и нуждался, и моя головная боль улетучилась, превратившись в воздушные пузырьки веселья задолго до того, как просохли лужи и утихли песни.

Выключив телевизор, я учтиво кашлянул.

— А не пора ли тебе… — начал я, но гостья резким жестом призвала меня к молчанию. Подскочив к моему телефону, она набрала номер администратора и, изменив голос, пробурчала в трубку:

— Сандвич с яичницей и саламандрой в номер восемьсот шестьдесят три, пожалуйста.

И, сунув мне трубку, победительно выгнула брови.

Не задумываясь, я ляпнул:

— С гарниром из мышиного горошка.

Я положил трубку на рычаг, и мы в один голос расхохотались над нашей дурацкой проделкой.

— А кто там, в восемьсот шестьдесят третьем? — спросил я.

— Грязный старикашка, — сообщила Кончита. — Я туда забрела недели две назад, ну, совсем как сюда, а он лежит на постели голый с целой пачкой похабных журналов. Увидел меня, заулыбался и концом своим меня поманил. Старый извращенец. Козел. Мне прямо захотелось подойти и врезать ему по яйцам, но вдруг бы он меня поймал? Не хотела бы я, чтобы он ко мне даже прикасался.

А если бы он начал меня всю щупать своими руками, гадости со мной творить…

Да, несмотря на юный возраст и совершенно невинный вид, Кончита не была неискушенной в жизни крошкой. Неприглядные стороны жизни нашего города были ей знакомы, и она знала, как с ними бороться. Мудра не по годам.

— И давно ты здесь? — спросил я.

— Да уже часа два, — лукаво подмигнула она.

— Ха-ха. Как остроумно. Ты понимаешь, о чем я спрашиваю: давно ты живешь в «Окошке»?

— Без пары месяцев вечность. Угадай, сколько мне лет.

— Не знаю.

— Вот потому я и говорю «угадай», дурачина!

— Тринадцать? — рискнул предположить я.

— Не-а.

— Четырнадцать?

— И близко не лежало.

— Пятнадцать? — То была моя последняя попытка.

— Мне пятьдесят восемь! — в полном восторге возопила она, чуть не сорвав голос.

— Для своего возраста вы отлично сохранились, — сделал я комплимент, подыгрывая ей, отдыхая душой после скучных диалогов о страховании.

— Да я просто каждый день купаюсь в волшебной воде, — проговорила она заговорщическим шепотом, прикрыв глаза. — Она происходит из Египта. В нашу страну ее привезла сама Клеопатра, когда прилетала в отпуск на машине времени. Вода делает меня вечно молодой, красивой, психически нормальной… и девственной. — Тут она игриво выгнула бровь в мою сторону. — Правда, последнее свойство необязательно должно быть вечным. С идеальным мужчиной в идеальном месте в идеальный момент…

— Поосторожнее, — предостерег я ее. — Ты сама не знаешь, что можешь накликать своими словами. А если я тоже извращенец, вроде того, из восемьсот шестьдесят третьего? Ты меня прямо подстрекаешь.

— Нет, — возразила она. — Ты хороший. Я с первой же минуты поняла. Плохие люди мюзиклов не смотрят.

Вот вам логика несовершеннолетней мечтательницы. Я решил не настаивать на своем; она и так мудрое дитя и однажды на своем опыте узнает: не все то золото, что блестит.

— Ты какие-нибудь занятные игры знаешь? — спросила Кончита.

— Шахматы? — Насколько мне помнилось, в шахматы я в жизни не играл, но стоило мне произнести это слово, как я увидел черно-белые клеточки доски, фигуры, ходы, увидел себя сидящим у камина, а напротив — «ту женщину»: смеясь, она съедала моего ферзя своим слоном, даже не догадываясь, что я ее обхитрил и через два хода ей мат. Как я мог…

— Шахматы? Фу! Нет, спасибо, — прогудела Кончита, зажав нос рукой, а второй помахивая в воздухе — отгоняя дурной запах, сбивая меня с мысли. — Шахматы — это просто болото. И бридж — тоже, и триктрак, и все эти сложные игры, где надо планировать и думать. Я люблю «Змейки и лесенки», «Ураган», шашки и всякое такое. У тебя такие игры есть?